Исследователь бизнеса и автор, регулярно публикующийся в журнале Fortune, Джефф Колвин, в своей книге «У всех спад, у вас – подъем» написал, что, если бы его попросили выбрать единственную причину, объясняющую рецессию 2008 года, он бы охарактеризовал ее как потерю ощущения реальности у американцев, европейцев и многих потребителей во всем мире:
«Возникли миллионы людей, которые не сталкивались с настоящей нуждой и которые стали считать, что никакой угрозы не существует, что стать богатым можно быстро и без тяжелого труда, что сберегать нет смысла, а жить в долг это нормально. Подобный сбой системы баланса и ценностей привел к предсказуемому результату».
Среди множества разновидностей кризисов, которые могут оказывать влияние на бизнес, я выделил следующие: экономический (финансовый), управленческий, акционерный, техногенный, кризис, вызванный действиями конкурентов, и кризис, вызванный психологической неготовностью лидера.
Любой из этих видов кризисов – это инструмент, нацеленный на починку испорченного механизма внутри компании и являющийся частью системы саморегуляции компании, частью ее повторяющегося цикла развития. Период роста или процветания компании рождает у ее лидера чувство самоуспокоенности и тщеславия, и он часто забывает, что следующая стадия – кризис.
Кризис – явление очень древнее. Одно из первых упоминаний экономической цикличности встречается в Ветхом Завете
[15]. Иосиф, библейский патриарх, сын Иакова и Рахили, разъясняет в книге Бытия приснившийся Фараону сон о семи тучных и семи тощих коровах. Сначала из Нила вышли семь тучных коров, а после них вышли из Нила семь тощих коров. Затем тощие коровы съели тучных коров. Смысл сна фараона понять нетрудно: семь лет изобилия сменяются семью годами засухи и неурожая. Эту притчу вспомнил не так давно экс-министр финансов Алексей Леонидович Кудрин, когда хотел проиллюстрировать идею запасаться впрок на тяжелое время.
«За семью хорошими годами последуют семь плохих лет, а Стабилизационный фонд – это хранилище зерна, наполненное во время богатых лет», – такой прогноз он дал на IV ежегодной конференции «Рынки капитала. Россия на фоне мирового финансового кризиса» в октябре 2016 года. И дальше он подытожил: «Кризис – это часть жизни человека и организации, как долго бы ни длился период процветания, наступит период спада».
Притча о семи коровах, по сути, предтеча экономической теории. Современная теория экономического цикла выделяет четыре этапа, которые поочередно сменяют друг друга: кризис, стагнация, оживление и подъем. Сама теория зародилась во время промышленной революции в Англии и с тех пор обрастает все новыми подробностями. В 20-е годы прошлого столетия английский экономист Джозеф Китчин открыл двух-четырехлетние краткосрочные колебания экономики. Затем французским экономистом Жюгляром были найдены семи – десятилетние инвестиционные циклы. Американский экономист и лауреат Нобелевской премии Саймон Кузнец подарил миру 15–20-летние демографические циклы. Наш соотечественник Николай Кондратьев открыл так называемые «К-циклы», или «К-волны». Это колебания с периодом 40–60 лет, которые объясняются важными открытиями в рамках научно-технического прогресса.
В замечательной книге Джона Кеннета Гэлбрейта «Великий Крах 1929 года», которая читается, скорее, как детектив, хотя по содержанию является серьезной экономической реконструкцией драматических событий, говорится, что в XIX веке через каждые 20 лет следовал финансовый коллапс, которому предшествовал спекулятивный бум. Гэлбрейт также пишет о «законе компенсации», согласно которому на смену благополучным годам должны неизбежно прийти годы разрухи. По сути, это хорошо забытое старое. Теория Гэлбрейта является не чем иным, как современной интерпретацией сна Иосифа, только сформулирована она не метафорично, как в Библии, а языком, понятным современному инвестору. И она вовсе не устарела!
Последний серьезный со времен Великой депрессии глобальный кризис начался в 2007 году с банкротства ипотечных кредиторов Northern Rock в Великобритании и New Century Financial в США. В 2008 году банк Lehman Brothers, который активнее других работал на рынке, связанном с ипотечными деривативами, стал банкротом. Его крах стал поворотным моментом финансового кризиса, поскольку центральные банки и правительства западных стран бросились спасать другие проблемные финансовые организации в США и Великобритании.
Изменилась ли мировая экономика за прошедшие годы? Пока что валовые внутренние продукты стран по-прежнему ниже докризисного уровня, а наблюдаемый за последние годы экономический рост так и не достиг докризисных показателей
[16]. После получения финансовой помощи от государственных органов многие финансовые организации прошли сложную реструктуризацию. Они сократили рабочие места, были ликвидированы целые подразделения, а за неправомерные действия, которые, собственно, и привели к кризису, банкам пришлось выплатить крупные штрафы. Этот процесс продолжается и по сей день – в Европе, например, никак не могут распутать кредитный клубок Deutsche Bank.
В этой обстановке вероятность возникновения самореализующихся пророчеств продолжает расти. Например, несмотря на то что никто, кроме самого Deutsche Bank, не виноват в его плохом положении, государственные регуляторы не могут позволить себе допустить его банкротство – он слишком велик. В 2003 году активы крупнейшего немецкого банка составляли треть от ВВП Германии, но уже в 2015 году активы Deutsche Bank превысили половину объема всей немецкой экономики. Они сравнимы с ВВП Италии, а он, как известно, превышает ВВП нашей страны.
Потенциальная кризисная ситуация таится не в штрафах банка, а в том, что бухгалтерия банка оказалась абсолютно непрозрачной, и никто не понимает, куда на самом деле вложены 46 трлн евро, обозначенные банком в отчетности как «вложения в рынок финансовых деривативов». Как разрешится эта история? Начнется ли новый кризис, и какую природу он примет – затронет ли всю экономику, или дело ограничится управленческим и акционерным кризисом? На момент написания этих строк никто не может понять, сможет ли правительство Германии остаться в стороне от этой истории. Никто не знает, то ли Deutsche Bank слишком велик, чтобы его банкротить, то ли слишком велик, чтобы его спасать. И это не единственный тревожный факт в нынешней ситуации.
В Италии, например, доля проблемных кредитов на балансах кредитных организаций составляет примерно четверть от ВВП страны. История с Lehman Brothers, незаконченные дела Deutsche Bank привели к тому, что даже в США инвесторы, похоже, больше не верят в безопасность крупных банков. Бывший министр финансов Ларри Саммерс и аспирант Гарвардского университета Наташа Сарин недавно опубликовали исследование, в котором утверждают, что акции крупных американских банков необычно дешевы, а «доверие инвесторов» к ним подорвано.
