– Отец… – выдохнул со свистом.
– Ты снова меня ударил! Псих! Больно-о-й! – воспользовавшись замешательством, девица с размаху заехала мне по лицу, а потом еще и еще раз.
Но я застыл, не в состоянии отвести взор от его перекошенного лица, как будто вместо родного сына он увидел кровожадного зверя.
– Вали отсюда… – прошептал не размыкая губ.
– С удовольствием! И пусть твой отец видит, как ты обращаешься с женщинами: использовал в своих целях, а теперь дубасишь! Урод несчастный! – вскинув подбородок, она направилась к лифту.
– Руслан… – обратился он все тем же надломленным голосом.
– Не обращай внимания на слова этой дешевой шлюхи! – я устало покачал головой. – Сказал же, скоро вернусь домой. Зачем ты приехал?!
– Руслан, ты ударил женщину. Я видел своими глазами.
– Она не женщина. Она поганая дешевка. Если надо, ударю еще раз!
– Сын… – он вошел в мой номер, прикрывая дверь. – Настало время открыть тебе правду…
Наверняка он думал, что сейчас меня шокирует, но, к несчастью, я прекрасно знал, о чем пойдет разговор. Прикрыв глаза, перенесся в день, который изменил всё.
* * *
Два месяца назад
После совместного завтрака братья уехали на тренировку по плаванию. Жаль физиотерапевт в последний момент перенес процедуры, и я вынужден был вернуться в спальню. Чтобы не терять время даром, переоделся в спортивную экипировку, приняв решение потренироваться на улице. Впервые за долгие месяцы реабилитации я сделал настоящий рывок вперед и уже мог потихоньку передвигаться без трости. Спустившись черепашьим шагом вниз, сперва захотел продемонстрировать свои успехи отцу. Дверь в его кабинет оказалась приоткрытой – значит, он до сих пор не уехал. Едва приблизившись к кабинету, я услышал отголоски тихой, но взволнованной беседы. По голосу понял, что у отца в гостях наш семейный врач Виталий Столяров. Я знал Виталия Сергеевича ещё с детства: впервые познакомился с ним после смерти мамы.
Высокий седовласый мужчина долго мучил меня расспросами, а потом с завидной регулярностью стал появляться в доме. Лет десять назад отец помог Столярову открыть свою частную психологическую клинику.
– Иван Иванович, ружье уже заряжено. С такой наследственностью…
– Но что они могут сделать?! Начнут бесчинствовать, убивать? Парни выросли, я не могу контролировать их до конца жизни…
– Риск оказаться шизофреником возрастает, если это расстройство есть у кого-то из близких родственников. У их матери была тяга к насилию. Мария провела последние месяцы жизни в психушке и во время беременности несколько раз бросалась на медицинский персонал.
Что?..
– Думаешь, я забыл?! По результатам последнего обследования мои парни абсолютно здоровы. Даже Руслан потихоньку выкарабкивается…
«Даже Руслан…» – Я стиснул зубы, закрыл глаза и сглотнул. Душу пронзил страх и какое-то безумное склизкое чувство. Эх, мама, мамочка…
– Запускает болезнь, как правило, сильный стресс. Я всего лишь предупреждаю. Помните тот страшный случай, прогремевший в середине девяностых? Студент зарубил топором преподавателя, который женился на его матери. Я возглавлял экспертную комиссию: выяснилось, что отец парня умер в психушке незадолго до этого. Он страдал шизофренией. Увы, против генов не попрешь. Вы всегда должны помнить, кто их мать…
– Я не забывал об этом ни единого дня на протяжении восемнадцати лет. А теперь я хочу жить с любимой женщиной! Да, я встретил удивительную женщину, скоро у парней появится новая мама. Все будет хорошо. Мы справимся. Мальчики добрые, а топоров у нас нет…
Вернувшись в спальню, я до вечера изучал, что скрывается за ширмой диагноза шизофрения.
«Мы с братьями опасны» – жужжал внутренний голос. Это расстройство психики, при котором сознание распадается на фрагменты, мышление и восприятие искажаются. Запускает болезнь чаще всего сильный стресс или другое серьезное заболевание.
Полгода назад я пережил настоящее потрясение, от которого до сих пор не мог прийти в себя. Но парадокс заключался в том, что, несмотря на лютую ненависть, осевшую в душе, я мог прекрасно контролировать свои эмоции. Иными словами, я не собирался кидаться на людей с топором!
Теперь я понял, почему Виталий Сергеевич регулярно консультировал меня, якобы помогая избавиться от деструктивных мыслей: дурная наследственность – вот что по-настоящему их беспокоило. Наша мать страдала умопомешательством.
«Ружьё заряжено…» – загорелись в сознании слова психотерапевта.
Страх, отчаяние и сострадание к собственной матери буквально сжирали изнутри. Когда человеку больно, он причиняет боль другим – в тот момент я руководствовался исключительно этим принципом.
Через несколько дней после подслушанного разговора в нашем доме появились Агния и её мама. Они казались чужестранками. Иноземными захватчицами ни с того, ни с сего появившимися в родовом гнезде. Тогда же я узнал, что батя перевел крупную сумму денег на счет благотворительного фонда Светланы. Это показалось подозрительным и только усилило мою неприязнь, и, собственно, привело к разговору, подслушанному Агнией. В глубине души я знал, что никому из нас не хватит духу подсыпать девчонке наркотик, однако дурные эмоции взяли верх. Мне просто хотелось, чтобы они убрались из нашего дома. В конце концов, так было бы безопаснее для всех.
А потом началось мое умопомешательство.
Удивительно, но чем больше времени я проводил рядом с Агнией, тем хуже мне становилось: кошмарные сны сменялись ночами мучительных бессонниц, в течение дня бросало из холода в кипяток, голова гудела, руки тряслись.
«Ружьё заряжено», – не давали покоя слова психотерапевта.
Но было и еще что-то. Что-то, что непреодолимо влекло к этой неискушенной девчонке. Её тихий ласковый голос и манера поворачивать голову, строго глядя из-под пушистых ресниц, и огненные волосы, тяжелыми прядями рассыпанные по плечам, а главное – запах. Он разрывал в клочья, подогревая дурную кровь. Все время казалось, что мы где-то встречались. Но я бы обязательно её запомнил – с такой внешностью невозможно остаться незамеченной! Я обозлился на Агнию еще и за то, что с её появлением в моей жизни образ таинственной незнакомки с космическими глазами безвозвратно померк…
Но я не собирался мириться с таким положением вещей. Убеждал себя, что всему виной многомесячное воздержание. Решил выбить клин клином – соблазнить сводную сестру – и дело с концом!
Наш первый поцелуй в машине меня уничтожил. Подумал, что окончательно тронулся умом, а потом прыгнул на шесть месяцев назад. Оказался голым. Без кожи. И тогда я все понял. Я набросился на её лоб, подбородок, глаза, щеки… Мне хотелось рычать. Брать её прямо там, быстро, сладко. Уничтожать своим диким телом. Я влюбился по самые уши.
А что ты хотела, бесстрашная девочка?! Ты ведь сама меня выбрала в ту роковую ночь. Ты сама подошла к зверю и засунула пальцы ему в глотку. Предложила свои губы, а мне этого оказалось мало. Мне тебя всю подавай, без остатка! Ведь я слишком сильно влюбился… Прошлое и настоящее, наконец, сошлись воедино. Все стало ясно, как день божий. Она ведь танцовщица: парик, сценический грим. Вот болван! Как же сразу не догадался… Я еле сдержался, чтобы не зацеловать её до смерти. Хотелось шептать «Моя… Моя… Моя…» Но я не мог, потому что в то утро впервые увидел галлюцинации.
