Это была «Парма», это была Парма. С 1998 по 2001 год это была сильнейшая команда, завоевавшая меньше, чем она заслуживала – по своим усилиям, по своим игрокам. Если бы мы все были в футболках «Юве», мы бы выиграли все на свете за один сезон. Я говорю о психологии и культуре победителей, о традиции и привычках. Будь у любого из нас еще два-три года в «Парме», нам бы всем поставили памятник.
Но мы были мальчишками – наверное, даже чересчур. Это и хорошо, и плохо. Каждый год мы учились чему-то новому, но приключение в прекрасной «Парме» – «Парме» эпохи Танци, к которым, независимо от судебных разбирательств, я всегда питаю теплую привязанность, – подходило к концу, хоть я этого и не знал.
И моя эра подходила к концу. Я чувствовал это. Тем летом я отправился в отпуск в Австралию. Это был июнь 2001 года. На обратном пути, в Бангкоке, я получил факс от Сильвано.
Он прислал мне первую страницу туринской спортивной газеты «Туттоспорт». Заголовок огромными буквами гласил:
«ЮВЕ»: БУФФОН
8
Вишенка на торте
Если ты ошибаешься в «Юве», ты ошибаешься вдвойне
Почему я согласился перейти?
С «Кьево» мы выиграли, но я совершил ужасную ошибку и пропустил от Мараццины. С «Ромой» не было скидок – 2–0 в их пользу. По мнению Батистуты, я не был безгрешен – и шел домой. То есть я уже был дома, вот именно. Я – это прежде всего я, Джиджи Буффон. Стадион далеко, он большой и холодный. За ним Турин, который за эти годы изменился к лучшему, но это не Парма, не моя Парма, где я мог спокойно ходить по улицам, не моя Парма, по которой я ездил на мопеде и на каждом углу встречался со старыми друзьями. Нет, Турин не был таким, особенно вначале, особенно для того, кто предал номер 77 ради номера 1 и был на середине пути от чувства к долгу профессионала.
Сначала «Ювентус» был выбором профессионала – но не выбором сердца. Не было единства, я не мог собрать себя, мне все не нравилось. Теперь человек и профессионал объединились в футболке «Ювентуса». Еще не сформировалась моя личность.
Я помню эпизод, который до сих пор причиняет мне боль. Мерзкая история.
Это было в матче «Парма» – «Болонья». Я сильно столкнулся с нападающим «Болоньи», Пьерпаоло Брешани. Он получил травму и ушел с поля. В последующие дни я часто думал о нем и спрашивал себя, надо ли ему позвонить:
– Звонить или не звонить?
Может быть, он злится на меня и не хочет меня слышать? В общем, я ему не позвонил. Через год я повстречал его в «Венеции», куда он перешел. Он не держал на меня зла. Но сказал мне:
– Я думал, ты мне позвонишь. От любого другого я бы ждал такого равнодушия, но ты же не такой.
Мне было очень стыдно.
В те годы я был таким. Я был мальчиком, которому нужно расти, и я делал это с помощью ресурсов своего характера. Дерзкий до наглости. Ничего я не оставлял просто так, злые слова так и крутились у меня на языке.
Однажды в Москве ко мне, молодому вратарю в начале карьеры, пришла русская журналистка взять интервью. Как она выглядела? Раз я этого не помню, наверное, она не произвела на меня большого впечатления. Но я хорошо помню вопрос, который она мне задала:
– Как тебе живется с мыслью, что ты можешь стать вторым вратарем в мировой истории после Льва Яшина?
– А почему это я должен быть вторым и не могу стать лучше него? – тут же ответил я.
Она рассмеялась, думая, что это шутка. Потом поняла, что я не шучу.
– Знаешь, лучше я не буду писать этот ответ.
Я смутил ее:
– Пиши, если хочешь, я сказал то, что думаю.
Будь я другим – не думаю, что я стал бы вратарем «Юве» или национальной сборной. Будь я поскромнее, я бы вообще на поле не выходил.
А как я пришел сюда. Почему «Юве»?
Полтора года я читал в газетах и слышал, что «Юве» хочет, чтобы я играл за них. Летом 2001 года в итальянском футболе была мода на «Рому». Только что взяли скудетто с Фабио Капелло, великие игроки, желание не останавливаться на достигнутом. Я сам чуть не оказался в Риме. Сильвано и мой отец поехали к Сенси домой на переговоры. Переход почти состоялся. Речь шла о больших деньгах – как для «Пармы», так и для меня. Но желто-красные предпочли взять Ивана Пелиццоли.
Потом образовалась «Барселона». «Барса» предложила 110 миллиардов лир, сумасшедшую цифру. Сильвано уехал в Каталонию. Мне перспектива очень нравилась. Моей семье – не очень.
И тогда Моджи позвонил Мартина: «Какого черта ты мотаешься по Европе? Приезжай завтра, я тебя жду». Сильвано, как всегда, приехал с моим отцом. Пришел Умберто Аньелли, который хотел знать, хочу ли я сам этого.
– А мальчик, – именно так он и сказал, – сам хочет?
Папа его уверил, что да. И я получил этот факс в Бангкоке и почувствовал себя раздавленным. Мне казалось, что десять лет моей жизни перечеркнуты маленьким листком бумаги с чернилами гостиничного факса.
Я метался. Я бы ни за что не оставил «Парму». Там я был символом, но я знал, что, если останусь там, я очень скоро остановлюсь на спортивном уровне. Я доверился Сильвано и отцу, как всегда, глубоко вдохнул и окунулся в новую жизнь.
Вся жизнь изменилась, была порвана пуповина, которую я считал нерушимой. Мне было любопытно и в то же время страшно. Я не знал, как меня встретят в Италии, как к этому отнесутся болельщики.
Когда я прилетел в Рим из отпуска, в аэропорту меня встретили с энтузиазмом: человек двенадцать хотели меня обнять.
– Привет, Джиджи, ты теперь наш?
Болельщики «Ювентуса» повсюду, их много. Я был удивлен, я не привык, что болельщики есть в любом городе мира, на любом углу: от Турина до Дортмунда, от Лондона до Канберры.
До представления команде я прошел крещение огнем с Лучано Моджи. Я был немного смущен, как всегда, испытывал страх перед чем-то новым. И я сразу понял, что в «Ювентусе» все по-другому.
– Я бы хотел номер 77 на футболке, как в «Парме».
– Перебьешься. Ты в «Юве», не выпендривайся.
В первые месяцы я был потерянным, и не только потому, что на спине у меня была единица. Мне не хватало моих любимых мест. Бара на первом этаже дома, площади Гарибальди, прогулок по улице Фарини, моего маленького мирка – древнего и современного одновременно. Я поселился в доме на холме, в котором раньше жили Раш и Заваров, не снискавшие особой славы в «Ювентусе», а также, к счастью, и Баджо. Многих игроков я уже знал. Я быстро понял, в чем сила этой команды: в группе. У меня было два маяка – Чиро Феррара и Антонио Конте. И Лилиан Тюрам. С ним мы шесть лет играли в «Парме». Я чувствовал себя увереннее, когда он был рядом.
С Моджи у меня всегда были хорошие отношения. Иногда он ругал нас, но всегда говорил все крайне корректно. Иногда мы вступали в спор, когда он был недоволен, но никогда не позволяли себе лишнего. Моджи отлично управляется с ситуациями. Он ироничен и умеет снизить накал страстей.
