Проблемы национальной сборной, по-моему, в том, что каждые два года на соревнованиях меняется все, в том числе и тренеры. Это для меня очень тяжело, потому что для игры на максимуме возможностей необходимо все время поддерживать диалог. В любом случае не должно меняться чувство принадлежности к команде, которое ведет тебя на поле. С чемпионата Европы мы ушли непобежденными, хоть и пропустили тот удивительный гол от Ибрагимовича – пяткой. Он был молодцом – не только по игре, но и потому, что увидел, как я пытаюсь отбить кулаком, и оказался прямо передо мной, настоящий нападающий, видящий пространство.
После провала на Евро Трапаттони ушел. Трап, если посмотреть на его результаты, отличный техник, но с национальной сборной ему не удалось создать единое целое.
Команду. С большой буквы «К». Вот она, здесь, рассыпанная по комнатам гостиницы. Возможно, они разговаривают, возможно, если Гаттузо прекратит вопить (а теперь он орет уже невозможные вещи, которые я не смогу повторить), я услышу и их.
Этот Кубок мира был невероятным путешествием, уникальным опытом. Такое бывает раз в жизни. Если выиграешь еще раз, это будет уже не так, я уверен.
Я мечтатель и с детства мечтал сыграть в финале чемпионата мира. И вот я в финале. Но я запомню не саму возможность победы, а это ощущение плеча, те чувства, которые мы испытывали. Спортивный результат, я надеюсь, мы можем повторить, а эту магию – нет.
Мы не сможем забыть эти партии в бильярд и в пинг-понг, тот угол, где мы играли и где я и Бароне бились до последней капли крови. Он был очень силен, всегда меня побеждал, и меня это страшно раздражало. Однажды вечером я получил по ребру и больше там не появлялся. От злости я пнул стеклянную витрину, и она разлетелась на осколки. Я рисковал серьезно повредить себе ногу и так и стоял перед этими осколками стекла, когда рядом со мной материализовался Липпи, смотревший на меня с недвусмысленным выражением лица, которое всем своим видом говорило о том, какой я псих.
Он ничего мне не сказал. В конце концов именно он, когда мы отдыхали после четвертьфинала с Украиной, прыгнул в озеро с гусями, не снимая одежды.
Утром того дня, когда был финал, я встретил Гаттузо.
– Рино, ты спал? – спросил я.
– Крутился в постели.
Рино самый веселый из всех. Мы соседи по комнате и сидим вместе в автобусе. Я наизусть помню его молитву перед финалом. Он посмотрел вверх, на небо, и сказал: «Прошу тебя, я больше никогда ничего не попрошу. Дай мне эту радость. Я хороший мальчик. Я не заслужил такого разочарования». В команде я связан с вездесущим Бароне, Якинтой, Матерацци и моим Канной.
Я хочу сказать важную вещь. Мне кажется, стоит гордиться чувствами дружбы, уважения, которое испытываешь к другому человеку. Но извлечение выгоды под видом чувства солидарности – это не те чувства, которыми стоит хвастаться. По-моему, для богатого человека, имеющего много, живущего полной жизнью, быть щедрым, делать «добрые дела» – это не что-то из ряда вон выходящее или экстраординарное. Это норма, которую необходимо считать моральным долгом.
Чтобы вы поняли, что для меня значит дружба, я хочу рассказать эпизод, который касается меня и Фабио, моего Канны. После Мундиаля мы с ним были в списке на «Золотой мяч». В прессе была кампания в мою пользу, каждый день какой-нибудь журналист говорил мне, что я его заслуживаю и могу его получить. И я стал мечтать. Нет, даже больше. Это как блюдо – ты еще не начал его есть, но тебе его поставили перед глазами, и потекли слюнки. Но его получил Канна. И он сам сказал мне об этом. Мы были в Бергамо на товарищеском матче национальной сборной и шутили между собой об этом. И в определенный момент мне постучали в дверь комнаты, и я увидел его. Он сказал:
– Джиджи, я не хочу, чтобы тебе об этом сказал кто-то другой. Мяч дали мне.
Два или три часа, признаюсь, я переживал. А потом мало-помалу ко мне пробилась следующая мысль: его получает человек, который страдал, который жертвовал собой, человек, который того заслуживает, один из моих лучших друзей, человек, с которым я встречаюсь и за пределами поля, с которым у меня особые отношения. И это правильно, что он выиграл, даже если такой возможности у меня больше не будет.
Я думаю, что, если бы в безжалостном и амбициозном мире футбола случилось бы то же самое с кем-то еще, вряд ли они смогли бы сохранить хорошие отношения. А наша дружба только укрепилась и сейчас она еще лучше. Когда я думаю о Фабио, мне становится смешно из-за того, что я, довольно мирный парень, именно с ним поругался серьезнее всего за всю мою карьеру. Это было в Загребе, в Хорватии, во время матча Кубка УЕФА, когда мы еще играли за «Парму». Наши противники что-то сделали, я точно не помню, что случилось, но я сказал ему нечто неприятное, а он мне ответил. Мы начали драться в подтрибунном помещении, продолжили в раздевалке. Мы время от времени вспоминаем про этот эпизод. Думаю, что я не ругался с людьми, которых не уважаю. Вот что действительно имеет значение, создает дружбу и образует команду.
И такая команда не может проиграть. Сыграть вничью – да, проиграть – нет.
С Францией мы действительно сыграли вничью и выиграли по пенальти. Я не смог их взять (но свой долг во время матча я выполнил), но смогу рассказывать внукам, что Трезеге так испугался, когда увидел меня, что ошибся. Я знаю, что никто не опровергнет меня. Ну, может, сам Трезеге, но он не считается.
Зидана не было на пенальти. Его удалили. Случилось нечто фантастическое. И тут я должен кое в чем признаться. Я единственный видел, как он толкнул Матерацци. И тогда я подошел к арбитру и сказал об этом. Согласен, это было не очень спортивно, не в моем стиле, и я этим не горжусь. Но в этот момент напряжение было так велико – он был в потрясающей форме, а нам было так трудно, – что желание увидеть его среди удаленных на последних минутах матча было невозможно контролировать.
После матча я упал в обморок – внезапный выброс адреналина. Обессиленный победитель, номер один в мире, упал с облегчением от того, что эти сумасшедшие сорок дней закончились. Хотя мои товарищи и я хотели бы, чтобы они продлились вечно.
После окончания мы вернулись ночью в Дуйсбург. Мы собрали багаж и поехали домой.
Из гостиницы мы выезжали грустные. Она стала нашей, частью нашей победы, она стала местом нашей подзарядки. И мы все, и те люди, которые окружают нас каждый день – на тренировках, на переездах, в автобусе, мы почувствовали гордость за то, что мы один народ. Это чувство должно быть всегда с нами, но я счастлив, что оно пришло через нас, через футбол. Я впервые ощутил это чувство принадлежности, немыслимое.
Я счастлив, что победил и что снова вижу свою семью, друзей, итальянских болельщиков, которых мы не просто заставили радоваться и гордиться, но хотя бы однажды – объединиться. Я считаю, что должны быть общие правила и ценности. Я буду рад, если однажды вернется школьная форма. И пение гимна в классе перед началом нового дня необходимо. Это напомнит – в первую очередь нам самим, но и тем, кто приехал из других стран, что мы в Италии, что у нас есть свой флаг, свое гражданское чувство, свои законы. Если бы мы так делали, иностранцы больше бы уважали нас. Как в дни Мундиаля.
