Я посмотрел на него:
– Буффона – нет, а друга Буффона – да.
Я представил ему Бароне. Мы вместе выросли в молодежной команде «Пармы» и часто встречались. Я приходил ужинать к нему, он – ко мне. Для этого трансфера его впервые позвали в команду. Он был впечатлен. Я сказал ему:
– Спокойно. Завтра я заеду за тобой в девять.
Самолет вылетал в десять.
Симоне был пунктуален. Я, скажем так, не очень. В 8.50 он уже стоял на дороге и ждал меня. В 9.05 он заволновался, в 9.15 встревожился, в 9.30 отчаялся. Разбудить меня ему удалось в 9.35. У меня тогда был «Фиат» модели «Баркетта». Я заехал за ним в 9.50, и мы сели в самолет, который уже рулил на взлетной полосе, в 10.10. Я помню, что я приехал в тапочках, сам того не заметив, и напряженная атмосфера разрядилась смехом. Правда, Анчелотти и его зам Часкини стыдили Симоне:
– Безобразие, с чего ты начинаешь!
Я такой, как и мой агент Сильвано Мартина. Может быть, потому, что он тоже был вратарем, как я, а у всех вратарей есть эта свобода, это неуважение к расписанию. Думаю, это часть нашей роли в команде, нашей магии, нашего отличия.
Сильвано и я познакомились на турнире в Виареджо. Я был на поле и шел с товарищем. Он спросил, где я, ему показали на пару, идущую мимо. И он направился к моему другу:
– Привет, Джиджи, я Сильвано Мартина.
Мой друг засмеялся, потом указал на меня:
– Это он Буффон.
Через некоторое время Сильвано сказал мне, что я шел весь сгорбленный, с сонным лицом, и его первое впечатление было негативным: он даже не мог поверить, что это то самое молодое дарование, которое ему обещали. Сильвано сначала поговорил со мной, потом с моим отцом. Сначала с моим отцом были некоторые проблемы в общении из-за его свободного отношения ко времени.
В одну из первых встреч Мартина ему сказал:
– Я перезвоню в пятницу.
И не появился.
В понедельник мой отец позвонил Сильвано домой. Его не было, ответила его жена Антонелла, которая понятия не имела, кто мой отец.
– Это Буффон, скажите своему мужу, что так не делается!
И бросил трубку.
Сейчас у моего отца с Сильвано прекрасные доверительные отношения. В этом смысле я учился у своего отца – он принадлежит к тому поколению, для которого данное слово значит больше, чем договор. У Сильвано нет моей доверенности. Все наши взаимоотношения – только на словах. В отличие от многих я не верю, что игрока создает агент. Если игрок есть, то он есть. Агент должен служить посредником. Для меня Сильвано. Моя подушка безопасности между мной и моим безумием. Как в то воскресное утро Невио Скала объявил мне, что я буду играть против «Милана».
Сильвано позвонил мне в полдень. В данном случае он был не посредником, а успокоительным:
– Дыши. Еще… расслабься. Дыши, еще дыши.
Прежде чем рассказать об этом воскресенье, которое изменило мою жизнь и мою карьеру, нужно сделать шаг назад.
Я начал играть в основной команде «Пармы» в 1994-м. Мне было шестнадцать лет, и я начал играть, потому что игрок основного состава Лука Буччи был на чемпионате мира, а потом собирался в отпуск. Мой выход состоялся в Фольгарии.
Боюсь, что из-за меня в те дни Невио Скала ходил к психоаналитику. Я был недисциплинированным бунтарем. Мне было всего шестнадцать, но я не хотел позволять тридцатилетним командовать мной. Я дерзил своим более «старым» товарищам. (Думаю, это сопротивление «дедовщине» выработалось в дни воспитания в пансионе.) Всегда дерзил. Скала смотрел на меня широко открытыми глазами. «Это нормально?» – говорил его взгляд.
Я заставил немало понервничать и Лоренцо Минотти, моего капитана в те годы. Он пытался сдерживать меня, но все время страдал от моего ужасного подросткового поведения.
Я не уверен, это всего лишь ощущение, но мне кажется, что кто-то из старших одноклубников ходил к руководителям клуба и просил меня убрать. Генеральный директор Пасторелло вызывал меня к себе и призывал к порядку.
В 1995-м я стал уже частью основной команды на постоянной основе. Мы ездили в турне по Соединенным Штатам и Канаде, и я все время делал все наперекор Скале.
Однажды я жил в отеле, рядом с которым было поле для гольфа.
– Пожалуйста, не трогайте электрокары, – попросил тренер.
Угадайте, кого же он первого увидел рассекающим по полю? Вашего покорного слугу.
На Ниагарском водопаде, прежде чем мы вышли из автобуса, он предупредил нас:
– Не ешьте всякую ерунду.
И кто же попался с мороженым, огромным, как факел Статуи Свободы? Конечно, опять ваш покорный слуга.
Он штрафовал меня на миллион. Меня, который зарабатывал двести тысяч лир в месяц. Я смеялся и говорил секретарю:
– Запишите все на мой счет.
Вот таким я был. Иногда приходил Стефано Танци пообщаться с игроками. Все уважительно называли его на «вы».
Я хлопал его по плечу:
– Сте, привет, как дела?
Он был парнем чуть постарше меня, очень умным.
– Я сказал отцу, что ты самый симпатичный в команде.
Взрослым, как учил меня отец, я всегда говорил «вы». Но он был почти моим сверстником, и тот факт, что он хозяин клуба, не имел никакого значения.
В последнем матче турне мы вели 5–0. На воротах стоял Джованни Галли. До конца оставалось десять минут. Танци сказал Скала:
– Поставь парня.
Все выходили на поле, я практически один сидел на скамейке. Единственный, кто за весь турнир вообще не играл.
Скала повернулся ко мне:
– Разминайся.
Я посмотрел на него самым противным взглядом:
– Пока я разминаюсь, матч как раз кончится.
– Выведите его на поле, – максимально сухо сказал тренер. Я, просидевший на скамейке целый месяц, пропустил два мяча и отвратительно себя показал. Если бы матч продлился еще десять минут, соперник сравнял бы счет.
Если бы в тот день на выходе с поля мне бы сказали, что через четыре или пять месяцев я буду дебютировать в Серии А, я бы не только не поверил, но и назвал бы сумасшедшим того, кто это предположил.
Но я оказался в том автобусе мечты. Как это случилось? В начале сезона второй вратарь, Джованни Галли, ушел. По договору он должен был играть в Кубке Италии, но Скала не поставил его в первом матче, и он собрал чемоданы. Взяли Алессандро Ниста – одного из моих лучших друзей теперь, но он почти сразу получил серьезную травму. Потом, на матче Кубка УЕФА, травмировался Буччи.
Я предвидел, что буду играть против «Милана». Я надеялся на это, когда никто, кроме меня, не верил. Но в ту неделю я тренировался, как сумасшедший, – сверхурочные тренировки, на поле выходил сосредоточенный и серьезный, ни в чем не ошибался. Так что в то воскресное утро Скала мне позвонил и сказал, что я буду играть.
