Так что я поехал в Виареджо, где в самом первом матче был удален с поля. Я поймал мяч ногами и грудью, арбитр увидел в этом нарушение и выгнал меня. Можно сказать честно? Я выпендривался как самый знаменитый вратарь. Если мое имя уже не пишется в составе команды Серии А, то и с замечаниями я справлюсь. В общем, не считая дисквалификации, я вернулся на свое место, и мы дошли до финала. В четвертьфинале мы победили «Фиорентину» (три из трех пенальти я отразил и один забил), в полуфинале – «Лацио» (отбил два и один забил). А в финале мы проиграли «Брешии». Тот матч… лучше забыть. Уже через десять минут после начала на поле у нас осталось девять человек. Как только я вижу арбитра Тренталанже, я ему это напоминаю. Конечно, сейчас это уже шутка. Как только он меня видит, он сразу делает смирившееся лицо: «Ты меня опять спросишь о том матче в Виареджо?»
После рождественских каникул конца 1995-го я еще пару раз выходил на поле до конца чемпионата.
В январе я поехал к Пасторелло и спросил, может ли он одолжить мне семьсот тысяч лир, чтобы купить мопед «Веспа». А он мне его подарил. Сейчас клубы строго смотрят на мопеды, а тогда они закрывали на это глаз – даже оба глаза. Без своей «Веспы» я бы никогда не приезжал вовремя на тренировки. Это была пятисотая модель белого цвета с форсированным движком объемом 80 см3. На мопедах тогда еще ездили без шлема. Он до сих пор стоит у меня в Карраре, и время от времени я его навещаю.
Я закрыл сезон на мопеде. В клубе заканчивалась эпоха Скалы. Пришел Карло Анчелотти. Карлетто был из Реджо-Эмилия, откуда он привел своего протеже, а его тренер – доверенного вратаря, Вильяма Векки, который хотел занять место Луки Буччи. Мне было восемнадцать лет, и я поднялся в иерархии: резервный вратарь, номер два.
Только была одна проблема. До этого момента я всегда играл среди юниоров, в юношеской команде, но я всегда выходил на поле. Я никогда не сидел на скамейке. По характеру я нуждаюсь в стимулах, мне нужно стоять в воротах, работать. И я пошел в клуб и попросил отпустить меня. Мне отказали, уговаривали остаться. Я сыграл в паре товарищеских матчей, но этого было недостаточно. Я вернулся в запас в начале чемпионата. Тогда я попросил своего друга Стефано Танци поговорить наедине. Впереди маячили «Верона», которая потом сдалась, и упорный «Дженоа». Я поговорил со Спартако Ландини, спортивным директором «Грифонов», моей любимой команды.
Танци-младший наложил вето, но я настаивал:
– Сте, сделай это для меня.
– Ну, если ты действительно этого хочешь, пожалуйста.
Так мы и сделали. Для новой «Пармы» год начался не очень хорошо. Поменялись руководители, технический персонал, даже повар. А результатов не было. Я пришел на собеседование, и Сольяно, новый спортивный директор, пригласил меня в свой кабинет.
Сольяно посмотрел на меня и с лицом того, кто все знает, сказал: «Если ты решился, иди, но я бы на твоем месте остался». И я последовал его совету, поскольку Сильвано тоже меня очень убеждал остаться. По-моему, они что-то знали.
Мы проиграли домашний матч «Перудже», «Интеру» на «Сан-Сиро», и произошла рокировка. Я пришел на место Буччи, Каннаваро, начинавший как третий слева (кошмар, я до сих пор его иногда так подкалываю), перешел в центр, а компанию ему составил Тюрам.
На Рождество в гостях против «Милана» произошел перелом: забил Марионе Станич, который проводил отличный сезон, и мы начали великолепную кавалькаду, которая привела нас в матч за скудетто в Турине против «Юве», где счет был 1–1. По поводу пенальти черно-белых я – как болельщик «Юве», но и честный человек, привыкший говорить в лицо и называть вещи своими именами, – скажу, что можно поспорить. В итоге мы уступили «старой синьоре» два очка.
Мой «настоящий» дебют состоялся на матче «Фиорентина» – «Парма». Самый напряженный матч в моей жизни, хуже, чем финал Лиги чемпионов или чемпионата мира. Там я хотя бы знал, что открываю новую страницу. А это был чудесный матч для начала: отвратительный, без эмоций, со счетом 0–0, один раз попали в штангу, и все.
Итак, я в пути. И хочу сказать одну вещь: Буччи расплачивался не за свои ошибки. Команда играла плохо, а не вратарь. Но было именно так, потому что всегда все ищут ответственного. Этот сезон я запомню на всю жизнь, так как он научил меня важности командного духа и ощущения единства. У нас была скамейка ребят: Бароне, который мне больше не доверял и по утрам ездил на такси, Пинтон, Морелло и легендарный швед Томас Бролин, который вернулся в «Парму» на двенадцать килограммов тяжелее, чем был в первый свой приезд. Но мы были тем, чем должны были быть: командой.
Я проживал эти годы в радости. В здоровой радости и в гордости. Это были чудесные пять лет, которые я прожил на скорости триста километров в час по прямой. И когда я замечал, что достиг цели, которая слишком велика для моего возраста или для моей карьеры, я размышлял над этим, чтобы голова не закружилась от успехов.
– В девятнадцать лет я игрок основного состава – отлично.
Так на своем безумном пути я уже мечтал войти в национальную сборную. В девятнадцать лет. Но в тот вечер, когда мне сказали, что время пришло, был единственный раз в моей жизни, когда я бы предпочел остаться на скамейке запасных. И я сделал все, чтобы от этого отказаться.
7
Москва – Турин
Русский холод и брюки со стрелками
Надеемся, что он вернется.
С этой мыслью я стоял под хлопьями снега, смотрел на обычные разговоры врача, массажистов и товарищей вокруг упавшего игрока. На бывшем стадионе имени Ленина собачий холод. На пресс-трибуну для итальянских журналистов накинули пленку. Я видел их наверху, им там тоже было несладко. Они все закутались.
Россия – Италия, 29 октября 1997 года, решающий матч в отборочном цикле к чемпионату мира во Франции. Я начал выступать в национальной сборной осенью 96-го. Вновь из-за травмы, на сей раз – Анджело Перуцци. Мы были в Молдове на матче сборных до 21 года, и меня попросили остаться на матч национальной команды, потому что он травмировался. Там был Арриго Сакки. Это была наша первая встреча.
С января 1997-го я начал регулярно выходить в составе национальной сборной Италии. Основным вратарем был Перуцци, его сменщиком – Пальюка, потом я. Но Перуцци часто получал травмы. В Москву поехали Пальюка и я.
А Пальюка и есть лежащий на земле игрок. Черт! Как холодно! Я всегда рад играть, но в тот раз я смотрел на группу людей у ворот нашей команды и надеялся, что столкновение с Канчельскисом, русским из «Фиорентины», было для моего коллеги не таким серьезным. Для него. И для меня. Самые ужасные условия для дебюта: сложный матч, неблагоприятный климат. Холод во всех смыслах. Одно дело – дебютировать в составе «Пармы», другое – чувствовать на своих плечах вес национальной сборной.
– Разминайся, – сказал Чезаре Мальдини, главный тренер после ухода Сакки год назад.
«Да сейчас, может, он еще выйдет», – мысленно ответил я ему. И не двинулся с места.
Прошло много времени – как минимум для меня. На самом деле через пару минут врач подал знак, что Пальюку необходимо заменить. Мальдини повернулся и посмотрел на меня – я так и сидел на скамейке, закутанный в плед.
