«Повинную голову не секут. Сталин поймет, что я ему еще пригожусь пусть не в органах, а на другом, не менее ответственном, посту».
Передал заявление секретарю вождя Александру Поскребышеву, и на следующий день 24 ноября 1938 г. курьер доставил выписку решения Политбюро за подписью И. Сталина:
Рассмотрев заявление тов. Ежова с просьбой об освобождении его от обязанностей наркома внутренних дел СССР и принимая во внимание мотивы и болезненное состояние, не дающее возможность руководить большим наркоматом, ЦК ВКП(б) постановляет:
1. Удовлетворить просьбу тов. Ежова об освобождении его от обязанностей народного комиссара внутренних дел СССР.
2. Сохранить за тов. Ежовым должность секретаря ЦК ВКП(б), председателя комиссии партийного контроля.
Последний пункт ободрил:
«Не выбросили на помойку как ставшую ненужной вещь, не вышвырнули на панель как продажную девку. Лучше рулить водным транспортом, нежели стать безработным». Опасался куда худшего.
5
На вторые сутки пребывания в камере стал беспокоиться.
«Почему не выводят на допрос? По какой причине затягивают предъявление обвинения? Кто станет вести мое дело? Из столицы увезли из опасения, что верные мне люди помогут совершить побег…»
Вспомнил, как избежал ареста, перешел границу начальник Дальневосточного УНКВД Люшков
[60], инсценировал свое утопление в Днепре нарком внутренних дел Украины Успенский.
«Первый преспокойно проживает сейчас в Китае, якшается с удравшими за кордон беляками, живет на подачки японской разведки, строчит в тамошние газетенки статьи о сталинских репрессиях, а второму не помогли даже документы на новую фамилию, схватили, судили и расстреляли… Как газеты объяснят мой арест, или получили приказ промолчать о пропаже известного в стране Генерального комиссара безопасности, дескать, был да сплыл, развеялся как дым?»
Желая прогнать навевающие печаль мысли, стал думать о приемной дочери Наде.
«Малышка интересуется, отчего не приезжаю с подарками, Евгению вряд ли вспоминает — смерть матери скрыли, сказали, что уехала… Живет с няней в Расторгуево, или уже выселили, а дачу передали Берии — он давно зарился на выделенный мне дом в Подмосковье?»
Смежил веки и увидел покойную супругу, гуляющую с девочкой по лесной просеке, собирающих в лукошко грибы… Открыл глаза, и видение пропало, вернулось гнетущее состояние, которое не покидало в Наркомате водного транспорта, где, чтобы убить время, складывал бумажные кораблики, выстраивая их на столе.
В один из бесцельно проводимых на новой службе дней, на пороге кабинета появились два чекиста.
«Молокососы, выдвиженцы комсомола, — определил с первого взгляда. — Странно, что явились ясным днем, когда принято брать исключительно ночью, видимо, это новшество Лаврентия — новая метла метет по-новому».
Вывели из кабинета, провели мимо перепуганной секретарши. В Сухановской тюрьме заперли в боксе размером с узкий платяной шкаф. Во мраке и духоте простоял довольно долго, когда выпустили, стал жадно хватать ртом воздух.
— Раздевайтесь.
Расшнуровал туфли, стянул брюки, косоворотку, нижнюю рубашку, кальсоны, носки.
— Догола! — приказал по штатному тюремному расписанию контролер, для заключенных — вертухай.
Николай Иванович остался без трусов. Проводящий обыск прощупал в одежде каждый шов, вывернул наизнанку карманы, отодрал высокие каблуки и успокоился, не обнаружив спрятанных лезвий, денег, наркотиков.
— Лицом к стене, раздвинуть ноги! — Надзиратель пошарил в ягодицах, разрешил одеться. Ежов потянулся к сложенному на лавке нижнему белью, но услышал:
— Надеть тюремное!
Застиранные, изрядно поношенные красноармейские кальсоны, галифе, гимнастерка, обувь на ребристой резиновой подошве пахли хлоркой.
— Следуй!
Ежов сделал пару шагов и чуть не упал, ноги запутались в болтающихся тесемках кальсон. Придерживая обеими руками спадающие из-за отсутствия ремня галифе, стараясь не потерять большие по размеру туфли, вышел в коридор, из него попал в бывшую монашескую келью — два метра в ширину и пять в длину, поднятое к стене с петлей и замком деревянное ложе. Собрался присесть на табурет, но в затылке возникла тупая боль, перед глазами все поплыло, ноги подкосились…
Когда вернулось сознание, сквозь застилающий глаза туман увидел склонившегося тюремщика.
«Следил в глазок на двери, чтобы пресечь совершение в порыве отчаяния членовредительство. Исполняет мой приказ — не допускать акций протеста, с нарушителями не миндальничать, строго наказывать за малейшее нарушение правил содержания».
За ночь боль немного утихла, туман рассеялся. Утром заставил себя проглотить пару ложек крутой каши, съесть корочку хлеба, выпить несколько глотков бледного чая. На день койку вновь подняли и заперли. Уселся на табурет в ожидании вызова, чтобы узнать, какое предъявляют обвинение.
6
Тем временем в квартире Ежова на Остоженке в Большом Кисельном переулке, а также на даче проходили обыски. Искали компрометирующие хозяина материалы, которые доказали бы его преступную деятельность. Профессионально обшарили буквально все, на кухне заглянули в банки с крупой, распороли матрацы, обшивку диванов, перелистали каждую книгу, простучали стены в поисках тайников. Залезли в импортный холодильник, радиоприемник, телефоны.
Ближе к вечеру руководитель обыска капитан госбезопасности, помощник начальника 3-го спецотдела НКВД СССР Шепилов написал рапорт на имя полковника Панюшкина
[61]:
Докладываю об обнаруженных при производстве обыска в квартире арестованного по ордеру № 2950 от 10 апреля сего 1939 г. Ежова Николая Ивановича…
Шепилов выкурил папиросу и стал перечислять изъятые вещдоки: наличные деньги, драгоценности, ордена, антиквариат — список получился довольно большим. Для капитана и его подчиненных обыски были привычным делом, их проводили даже в выходные и праздничные дни, за что получали отгулы. Работали четко, быстро, порой за одну ночь удавалось обработать два, а то и три объекта. Расстраивались, если не находили антисоветскую литературу, иностранную валюту, прочее, что помогло бы осудить хозяев квартир, дач.
В письменном столе обнаружен пакет с бланками «Секретариат НКВД», пули — две от нагана и одна от кольта. Пули сплющены после выстрелов. Каждая завернута в бумажку с надписью карандашом «Зиновьев, Каменев, Смирнов». По-видимому, пули после приведений в исполнение приговоров. При осмотре книг обнаружено 115 контрреволюционного содержания, авторы — враги народа, а также заграничного, белоэмигрантского содержания на русском языке. Изъяты вальтер калибра 6,35 и браунинг, которые были спрятаны в разных местах. При производстве обыска также изъяты различные материалы согласно протоколу обыска…
