Пауэрс вновь промолчал. Как ни странно, свыкся с потерей свободы, камерой с решетчатым окном, прогулками в тюремном дворике, непривычной едой, допросами. Приободрился, когда разрешили написать жене, отцу. Много времени проводил за чтением переведенных на родной язык книг классиков русской литературы…
Следствие длилось пять недель. Протоколы, заключения экспертов, прочие материалы (в том числе фотографии места приземления, обломков U-2) составили восемь томов на русском и английском языках.
3
17 августа 1960 г. с раннего утра столицу обложили низкие тучи, шел проливной дождь, почти ливень. Но непогода не остановила имеющих пропуска москвичей и иностранных журналистов, членов дипломатического корпуса, юристов разных стран явиться к 10 часам в Колонный зал Дома Союзов
[129].
Открытый судебный процесс по делу Пауэрса начался в точно назначенное время. Обвинительное заключение утвердил Генеральный прокурор СССР, исполняющий на суде функции государственного обвинителя, Р. А. Руденко.
— Встать, суд идет! — объявил комендант.
Следом за заполнившей зал публикой, встал за перегородкой одетый в темный костюм, белоснежную сорочку, галстук в полоску подсудимый. Когда председатель Военной коллегии генерал-лейтенант Борисоглебский разрешил всем сесть, Пауэрс стал искать взглядом жену и отца, нашел, улыбнулся близким родственникам, затем посмотрел на Гринева, кому городская коллегия адвокатов поручила роль защитника.
Секретарь процесса зачитал обвинительное заключение, слово взял председатель.
— Подсудимый Пауэрс, понимаете, в чем вас обвиняют?
— Да, ваша честь, — ответил летчик.
— Признаете себя виновным?
— Точно так.
Борисоглебский предоставил слово Генеральному прокурору, тот обратился к подсудимому:
— На предварительном следствии вы признались, что в полете над определенными объектами включали аппаратуру. Подтверждаете?
— Исполнял приказ.
— Не знали о предназначении аппаратуры?
— Прежде ни разу не видел эти приборы.
— С таким же успехом могли нажать кнопку сброса атомной бомбы.
Пауэрс пожал плечами.
— Мой самолет не предназначался для транспортировки ядерного оружия.
— Вам предъявлено обвинение в воздушном шпионаже, который во всех странах мира, в том числе и вашей, карается самым строгим образом. Согласно американскому законодательству, за содеянное оказались бы приговорены к казни на электрическом стуле или тридцати годам тюремного заключения. В карте, найденной в обломках самолета, некоторые участки маршрута помечены карандашами различных цветов. Поясните это.
— Синим отмечены точки, где следовало включать съемочную аппаратуру, красным места, которые интересовали мое начальство, коричневый означал сокращенный маршрут.
— На проявленной фотопленке засняты обширные районы СССР, в том числе встреченные на пути аэродромы, бензосклады, крупные промышленные объекты Южного Урала. Дешифровка принятых самолетом импульсных сигналов показала, что они принадлежали наземным станциям системы локационного обеспечения противовоздушной обороны СССР. Это еще раз доказывает совершение вами шпионских заданий. Что касается полуавтоматического десятизарядного пистолета и патронов к нему, то он предназначался для стрельбы не только по диким зверям, которых могли встретить при вынужденной посадке, а и по людям. Ваш самолет не имел опознавательных знаков для сокрытия своей национальной принадлежности, что нарушает международное право.
Отрицать услышанное было бы глупо, и Пауэрс решил вновь не компрометировать Штаты. Вместо ответа на поставленные вопросы и подтверждения обвинений попросил убрать направленные ему в лицо слепящие прожектора кинооператоров. Просьбу удовлетворили, Пауэрс повторил, что виноват лишь в том, что, исполняя приказы начальства, не ведал о последствиях.
Руденко не принял оправдание.
— Нажимая в кабине бездумно кнопки, рычаги, могли сбросить атомную бомбу. Для какой цели имели при себе булавку с ядом?
— На тот случай, если окажусь арестованным.
— Перед полетом вас пугали пытками в СССР?
— Нет.
— Вас пытали на допросах?
— Ко мне относились вполне гуманно.
Во время перерыва в заседании подсудимому предложили пообедать, но Пауэрс отказался, размышлял, как себя вести дальше, главное, каким будет приговор. После перерыва трибуну занял адвокат Гринев, выступление начал с вопросов к клиенту.
— При задержании оказали сопротивление?
— Нет.
— Сознавали опасность полета над чужой территорией?
— Нет. Подписывал контракт без колебаний.
Больше вопросов защитник не имел и уступил трибуну прокурору. На этот раз Руденко был многословен, поинтересовался найденными во время обыска деньгами, часами, золотыми монетами, получил ответ:
— Все это держал для оплаты пищи, воды.
Руденко уточнил:
— И для подкупа советских людей, что не удалось, первые же встреченные после приземления разоружили, передали в руки властям. Повторите цель полета. Впрочем, это предельно ясно после изучения сделанных вами снимков, где запечатлены ракетно-пусковые площадки. Сознаетесь в нарушении суверенитета нашей страны?
— Да.
— Не приходило на ум, что полет может вызвать военный конфликт между нашими государствами?
— Об этом следовало думать тем, кто послал меня в полет.
Председатель пригласил к микрофону встретивших Пауэрса на земле работников совхоза, которые повторили прежние показания, но умолчали о найденном втором парашюте советского производства
[130].
Выступили эксперты, первый показал, что подсудимый состоит на службе в военно-воздушных силах США, второй доложил об обследовании обломков самолета, которые не имели опознавательных знаков, третий эксперт подтвердил, что специальная аппаратура самолета предназначалась исключительно для разведывательных целей. От подсудимого потребовали подтверждения выводов. Летчик хранил молчание, чтобы не проговориться о том, что суду не следовало знать, что могло не понравиться ФБР. Считал, что и так сказал слишком много, указал на карте проделанный над СССР путь, назвал номер своего подразделения, признался на следствии в нарушении границы, нескольких часах полета над чужой территорией, сделанных на карте пометках, включении аппаратуры для съемки. На многие вопросы отвечал предельно коротко или уходил от них.
