С опозданием майор вспомнил, что стоящий перед ним не знает, с кем встретился и представился:
— Воронин Николай Иванович
[137]. Решением Центрального комитета партии, приказом наркома внутренних дел Союза назначен начальником Сталинградского управления. Позже познакомимся поближе. Сейчас незамедлительно отправляйтесь домой к родным, которые будут рады обнять мужа и отца.
— Реабилитирован? — спросил Магура.
Воронин поправил:
— Реабилитация бывает после осуждения, вы же не были судимы. Данной мне властью освобождаю от необоснованного ареста. Что касается возвращения спецзвания и соответственно должности, то это не в моей компетенции, назначают на посты, повышают или понижают в званиях исключительно на Лубянке. Надеюсь, в рядовых походите недолго. Опыта, хватки вам не занимать. Подобные вам в органах на вес золота, особенно в нынешнее совсем не простое время, когда… — Воронин недоговорил, но Магура понял, что новый начальник имеет в виду обезглавливание республиканских, областных управлений, чистку их кадров. При прощании Воронин протянул лист.
— Это письмо вашей супруги, вместе с ее продуктовыми передачами его задержали.
Дорогой Коля! Мы с Денисом продолжаем верить, что произошла ошибка, все образуется, восторжествуют правда, справедливость, законность. За нас не беспокойся, сын продолжает успешно учиться, я не позволяю скучать в стойлах своим артистам, готовлю с ними новую программу. Обнимаем, целуем.
Людмила
7
При встрече с мужем, отцом домочадцы не сдержали слез радости. Но вскоре Людмила Сигизмундовна была вынуждена уйти в цирк для проведения плановой репетиции, иначе дончаки и арабских кровей рысаки могли забыть трюки, уроки дрессуры, а Денис поспешил в ближайший гастроном за продуктами для праздничного стола.
Оставшись в одиночестве, Николай Степанович первым делом смыл с себя в ванной тюремный запах, переоделся во все чистое и жадно набросился на газеты, чтобы узнать о событиях, которые произошли в стране и мире за время его ареста. Страницы «Правды», «Известий», «Красной звезды» заполняли отклики трудящихся на осуждение и казнь видных военачальников, посмевших продать империалистам за тридцать сребряников Иуды честь и совесть, секреты обороны СССР. Рабочие, колхозники, служащие работники культуры призывали не терять бдительность, разоблачать, не давать спуску как внешним, так и внутренним врагам, пели хвалу руководителям партии, правительства, великому вождю, отцу и учителю всех народов Сталину, его мудрым высказываниям на съезде:
Некоторые деятели зарубежной прессы болтают, что очищение советских организаций от шпионов, убийц и вредителей, вроде Троцкого, Зиновьева, Уборевича, Каменева, Якира, Тухачевского, Розенгольца, Бухарина и других извергов, поколебало будто советский строй, внесло разложение. Это пошлая болтовня.<…>
Нет такой пакости, на которую не были бы способны изменники Родины — крушение поездов с человеческими жертвами, отравления рабочих, террор, вывод из строя предприятий, поджоги и диверсии — вот на что идут в угоду и по заданию германской и японской разведок, чтобы подорвать мощь первого в мире государства рабочих и крестьян.
Заголовки-призывы кричали с газетных страниц:
Долг каждого стать добровольцем НКВД!
Врагам не скрыться под масками!
Подлая банда получила по заслугам!
Проклятие шпионам, раздавим гадов!
Собакам — собачья смерть!
Стереть с лица земли фашистских лазутчиков!
К хору присоединился откликающийся на любое политическое событие Демьян Бедный:
Как безобразен вид врагов, средь нас ходивших.
За матерей нам стыдно, породивших
Столь небывало гнусных псов!
От баснописца, поселенного в Кремле за поэтическую поддержку решений партии правительства, не отстал Александр Безыменский:
Шпионы и предатели страны
Заслуживают одного — расстрела,
Такой у нас незыблемый закон,
Закон борьбы, закон простой и властный,
Как дважды два он в кодекс был внесен
И утвержден единогласно.
Печать, радио заполнили сообщения о успешном освоении Арктики, дальних беспосадочных перелетах, выпуске нового танка КВ (Клим Ворошилов), возведении домен, мартен, рекордных плавках, прокладке туннелей, высоких урожаях, героическом труде, приближающим наступление коммунизма, обострении международного положения, разделе Чехословакии, тяжелых боях в Монголии с японцами, заключении с Германией долгосрочного договора о дружбе, ненападении активизации экономических связей, принятия в состав СССР трех Прибалтийских государств…
За время пребывания Магуры в одиночной камере состоялось много событий, пресса умалчивала лишь о продолжающихся в различных слоях общества репрессиях. Все газеты помещали портреты Сталина и его верных сподвижников маршала Ворошилова, Берии, давшего свое имя московскому метро Кагановича, Молотова.
Чтение утомило. Николай Степанович уснул, уронив голову на грудь, не почувствовал, как вернувшийся с покупками Денис довел до кровати. Проснулся вечером. Вышел в столовую и увидел Сергея Горелова.
— Прошу простить, что вынужден нарушить празднование печальным известием: Борис Иванович приказал долго жить — вытащили из петли.
— Знаю, — признался Магура.
Горелов не спросил, каким образом смерть старшего товарища стала известна в полной изоляции, вспомнил, что даже в дореволюционном прошлом с воли в тюрьмы сквозь стены проникали сведения.
Николай Степанович достал из буфета графинчик, пару рюмок.
— Помянем. Пусть земля будет ему пухом.
Молча выпили. Тяжелую паузу нарушил хозяин квартиры.
— Бориса Ивановича похоронили на секретном кладбище для получивших «вышку», умерших в заключении. Наступит время, и на его могиле, как и на других безвинно погибших, поставят памятник. — Магура вернул графинчик с рюмками на их прежнее место. — Как тебе удалось избежать ареста за близкое со мной знакомство?
— Сам удивляюсь, — признался Горелов. — Требовали на вас компромат, когда поняли, что не получат, отстали.
— Кого еще из наших взяли?
— Всех заместителей Шарова, некоторых начальников отделов. Увели даже директора столовой управления. Обвинили в желании отравить руководство. Бесследно пропали редактор областной «Борьбы», ряд руководителей производств.
