— Тоже спешите в Сибирь-матушку? С радостью для вас потеснимся.
Николай Степанович обернулся на голос и узнал Непейводу.
— Не забыл, как после тухлой воды в камере у себя в кабинете потчевали свежей из графина. Век буду помнить, и как на допросе дали курнуть.
— Как сидится? ― перебил Магура.
— Не впервой видеть небо за решеткой в крупную клетку, Рад, что избежал высшей меры ― приняли во внимание, что не принес вреда советской власти.
— Не успели, ― поправил чекист.
Непейвода пропустил замечание мимо ушей.
— Еще учли, что лично отправил к праотцам германца Яшку Дубкова, не дал ему стрелять ракетами, за это вместо пули получил двадцать годков зоны.
Слушать разглагольствования у Магуры не было ни желания, ни времени. Последний бокс занимали две женщины: одна спала, отвернувшись к стене, другая, с копной нечесанных седых волос, тихо, но внятно произнесла сквозь сжатую вставную челюсть:
— А от меня не услышите радости от встречи, тем более благодарности. ― Учительница музыки (она же Хорек) опалила Магуру ненавидящим взглядом. ― Век бы вас больше не видеть! Ни о чем не жалею ― свои годы прожила не напрасно, оказывая посильную помощь моему дорогому фатерлянду, которого люблю, как любила бы, лелеяла собственных, к сожалению не рожденных, детей Раз судьбе стало угодно снова нас столкнуть, извольте сообщить мой маршрут, что следует ждать.
— Вас ожидает Москва, завершение следствия, трибунал, ― ответил Магура. ― Приговор зависит от вашего благоразумия. Поможете выйти на скрывающихся до поры до времени в нашем тылу других агентов абвера, и положенную в военное время за шпионаж высшую меру наказания заменят отправкой за колючую проволоку.
— Пребывание в лагере на Севере, в краю вечной мерзлоты, не заходящего летом и не всходящего зимой солнца равносильно пытке. Лучше пуля в сердце, нежели голодать, болеть цингой, дистрофией.
— Вид у вас вполне бодрый, дождетесь победы.
«Хорек» скривила узкие губы:
— Чьей победы? Уж не вашей ли? После массовых репрессий выселений малых народов Кавказа, Крыма, уничтожения комсостава, не-завершения перевооружения, позорной сдачи территорий, громадных людских потерь на фронтах о победе может мечтать лишь круглый дурак, лишенный мозгов идиот! Сo дня на день непобедимые армии вермахта под фанфары войдут в Сталинград, следом захватят Москву, Ленинград, двинутся к Уралу. В войну вступят союзники Германии Турция с Японией, они оккупируют Закавказье, Дальний Восток.
Хорек долго бы брызгала слюной, но Магура не стал слушать, вернулся в санитарный вагон, сожалел, что отсутствие радио, свежих газет не позволяет узнать положение на фронтах.
От Советского Информбюро
В течение ночи 20 августа наши войска вели бои с противником в районе юго-восточнее Котельниково, а также в районе Пятигорска. В районе Клетской наши войска предприняли несколько контратак. На других участках фронта никаких изменений не произошло.
Из информационной сводки главного командования вермахта
В междуречье Волги и Дона южнее Сталинграда 19 августа взяты штурмом позиции противника. Авиация нанесла удары по железной дороге и тыловым коммуникациям.
Из письма немецкого солдата
На этих днях падет Сталинград и решится дело с Россией. Дела у нас идут как по маслу. Сталинград будет полностью уничтожен. Пленные очень забитые, необстрелянные вояки, которые должны были отстоять город, но это им не удастся.
3
На первой остановке Клава спрыгнула на щебенку насыпи, заспешила к пристанционному рынку, где на прилавке был выставлен нехитрый товар. Не торгуясь приобрела соленые огурцы, пару пучков моркови, горку яблок, домашней выпечки пирожки, репчатый лук, помидоры.
— Бери, милая, заодно и махорку ― прошу недорого, насквозь курящего пробирает, голова светлеет, ― предложила торговка.
— Спасибо, не курю, ― отказалась девушка.
— Так твои мужики с удовольствием употребят и станут за заботу благодарить.
— Моим мужикам, особенно раненным в грудь, запрещено дымить, к тому же у многих руки в бинтах ― не свернуть самокрутку. Скорее бы довезти до стационарного госпиталя.
Торговки заспешили, перебивая друг друга:
— Бери все без оплаты!
— Самосадом, как оклемаются, всласть накурятся!..
— Овощи и фрукты помогут быстрее зарубцеваться ранам!
Не дожидаясь согласия, наотрез отказавшись от оплаты, торговки нагрузили сержанта всем, что принесли для продажи. Клава принялась благодарить, но ее не слушали.
— Может, наших мужей и сыновей, которые нынче воюют, тоже угостят.
Девушка оставила на прилавке пять червонцев, бегом вернулась к вагону, возле которого Горелов беседовал с мужчиной неопределенных лет в нелепом летом кожаном пальто, портфелем в одной руке, саквояжем в другой.
— Изъясняйтесь короче и понятнее, ― потребовал старший лейтенант.
Мужчина заспешил:
— Прошу вашего содействия, верю, что встретил имеющего доброе, отзывчивое к чужому горю сердце, поможете попавшему в весьма затруднительное положение.
— Что нужно от меня?
— Довезти до Саратова. Вторые сутки маюсь на станции. На проходящие поезда не продают билетов, впрочем, для приобретения не имею литера. Буду безмерно благодарен, если возьмете с собой, готов заплатить сколько потребуете. Назовите сумму.
Горелов нахмурился.
— Предлагаете взятку?
Мужчина затряс головой:
— Ни в коем случае! Лишь оплатить любезно оказанную услугу, ― не дожидаясь согласия, жаждущий как можно скорее покинуть станцию, выронил банкноты с портретом Ленина. Побледнел, присел на корточки, стал с поспешностью собирать рассыпавшиеся купюры.
Горелов потребовал предъявить документы. Мужчина залепетал нечто невразумительное, попятился. Пришлось Сергею крепко взять его за локоть, обыскать. Из пиджака на свет появились паспорт, из саквояжа в банковских обертках тугие пачки сторублевок.
— Откуда подобное богатство?
Желающий уехать потерял дар речи. После приказа: «Следуйте!», с трудом передвигая ноги, двинулся к зданию станции.
В вагон Горелов вернулся довольно скоро. Не успел отдышаться, как состав тронулся. Не дожидаясь расспросов поведал, что сдал задержанного в линейное отделение милиции.
— Заведовал местной сберкассой. Клялся всеми святыми, родственниками, собственным здоровьем, что казенные деньги не похитил, а сберег от бомбардировки, но веры ему нет.
Под протяжный гудок паровоза Клава соорудила салат, пять румяных, еще теплых пирожков Горелов отнес машинисту и кочегару.