Магура подал лейтенанту знак не мешать, не отвлекать доктора от выполнения им своего профессионального долга и поблагодарил Рыбакову за находчивость,
— На моем месте подобным образом поступил бы любой советский гражданин, — ответила комиссар и, давая понять, что благодарность неуместна, выбросила в окно докуренную папиросу, вернулась в купе. Тем временем Клава Мальцева успокаивала пришедшего в себя раненого.
— В твои годы любая рана заживает быстро, к утру вернешься в строй.
Охранник не успел повиниться в том, что позволил сбить себя с ног, лишить сознания, главное, отобрать оружие, как с тендера паровоза в вагон вошел кочегар, да не один, а с перемазанной с головы до ног угольной пылью, выглядевшей негритянкой девчушкой.
— Пошел после набора на разъезде воды шуровать углем и чуть лопатой ее не задел — зарылась, как мышь, в антраците.
На вопрос, сколько ей лет, «заяц» ответила: «Семь» и уточнила:
— Весной стукнуло, вскорости в школу идти.
— Отчего бежала от получения знаний, куда держала путь?
Клава вытерла платком девочке лицо и получила ответ:
— Школа обождет, сяду за парту когда всех фашистов победим.
— Далеко направлялась?
— Туда, где война идет.
— Так она же в противоположной стороне. Мы не на фронт, а в тыл едем.
Девочка не поверила, взглянула на Магуру, которого признала старшим, и Николай Степанович подтвердил:
— Точно так.
Старший майор вспомнил восемнадцатый год, когда на крыше агитвагона обнаружили фокусника. В памяти сохранился и беспризорник, высаженный из состава в том же году на разъезде 204-й километр.
«Где ныне старший политрук Павел Рукавишников, на каком фронте? Последний раз встретились при вручении ему ордена Боевого Красного Знамени за участие в боях с японцами в Монголии».
Клава Мальцева продолжала беседовать с «зайчишкой».
— Сейчас твои мать с отцом места себе не находят, сна лишились в поисках дочери.
Девочка мотнула головой.
— Не ищут. Мамка померла, а батя воюет. Жила у соседки, с рассвета и до заката копалась на ее огороде, коз доила, воду из колодца таскала.
— На фронте собиралась отца искать?
— Ага. Еще помогать выхаживать раненых, еду им готовить — я рукастая, не смотрите, что мала.
— Пошли.
— Куда?
— Умываться и ужинать. Давно не ела?
Девочка кивнула.
В отдел народного образования г. Саратова
Прошу зачислить в вверенный вам детский дом оставшуюся без попечения родителей гр. Шашко Марию Ивановну, семи лет. Ст. майор госбезопасности Магура Н.
6
От резкого торможения охранники с лейтенантом не удержались на ногах, в заполненными документами купе развалились горы папок, в служебном Горелова отбросило к стене, арестованные попадали на пол.
Короткий состав проехал полсотни метров и замер. Из трубы паровоза продолжали вырываться клубы дыма, у колес шипели струи пара.
Магура спрыгнул на насыпь, добежал до паровоза, поднялся по лесенке в будку, где, не дожидаясь расспросов, машинист произнес:
— Замешкайся я чуток, не тормозни вовремя, и на одну душу стало бы меньше — рабу Божьему под колесами вышел бы полный карачун.
Машинист имел в виду стоящего на путях перед составом с поднятой рукой человека в ситцевой косоворотке, заправленных в резиновые сапоги холщовых штанах, с удочками и ведром у ног. При виде спешащего к нему военного бросился навстречу.
— Я, это самое, сижу у запруды, жду, когда клюнет, а они возле моста промеж себя болтают не по-нашему. Сами в одежде, какую в Красной все носят, но сразу скумекал, что дело нечисто. Решил поспешить в село, предупредить о вражинах, тут, на счастье, вы подвернулись.
Из несвязного рассказа Магура понял, что речь идет о двоих в армейском обмундировании, говорящих на чужом языке.
— Успокойтесь, — попросил Николай Степанович рыбака, но сам не мог унять охватившее его волнение.
— Немчура, сомнений нет! Ведут себя нахально, будто ничего и никого не опасаются.
— Вас заметили? — перебил Магура, и когда рыбак затряс головой, спросил: — Что они делали?
— Провод от моста тянули, потом перекур устроили.
— Снимайте сапоги, рубашку и головной убор, — потребовал чекист.
Рыбак послушно выполнил приказ, Магура переоделся, переобулся в сапоги, нахлобучил на голову соломенную шляпу, свою одежду отдал Горелову. Похвалил себя за то, что утром не побрился. Засунул за спиной под пояс, накрыл полой рубашки малый маузер.
— Я с вами, — потребовал Горелов и услышал в ответ:
— Остаешься за старшего при грузе. Со мной пойдет старший лейтенант.
Начальник конвоя приложил руку к козырьку фуражки:
— Есть пойти с вами!
— Кстати, как вас зовут?
— Романом Гучковым.
— Захватите автомат с запасным диском.
Перед тем как зашагать по шпалам, Николай Степанович взял удочки, поднял ведро, извинился перед их владельцем за то, что лишает его удовольствия половить рыбу.
До речки было рукой подать, и вскоре Магура с лейтенантом наблюдали из зарослей камыша за двумя незнакомцами возле каменной опоры железнодорожного моста. В расстегнутых гимнастерках, с закатанными рукавами, они вели неспешный разговор.
Николай Степанович напряг слух. Вновь пригодилось изучение немецкого, не напрасно корпел над учебниками, словарем, практиковался в разговорной речи.
— И долго будем, как говорят русские, ждать у моря погоды, считать в небе галок? — спросил долговязый с топорщащимися ушами.
Второй вместо ответа сам задал вопрос:
— Не забыл за годы проживания в Германии родной язык?
Первый нахмурил брови.
— Русский мне не родной. Пользовался им по необходимости, вынужденный жить среди чуждого мне народа. Дома с мутер изъяснялся исключительно на языке фатерлянда.
— Как давно проживал в России?
— Со дня рождения и до возвращения на родину предков, которые поселились в начале минувшего века в пригороде Царицына в немецкой колонии Сарепта.
— Как приняли у нас?
— Вначале недружелюбно, — настороженно. Не сразу удалось изменить к себе отношение, трудно вживался в новую обстановку.
— В нашу группу включили из-за знакомства с Поволжьем?
— Не только, но это было главенствующей причиной. Удостоверились в искренней верности идеям национал-социализма, фюреру.
