«Всевышний на небесах милостлив ко мне, не позволил вместе с русскими деньгами пропасть не предназначенным для глаз посторонних, тем более противника, сверхсекретным документам. За преступную халатность, беспечное отношение к служебным обязанностям моя карьера лопнула бы как мыльный пузырь, разжаловали бы в рядовые, отправили на Восточный фронт в мясорубку. Прощай тогда спокойная, далекая от сражений служба в глубоком пылу…»
С облегчением вытер лицо.
«Пропавшую русскую валюту, понятно, жаль, придется ее возместить из собственного кармана. Главное, что все до одного документы в неприкосновенности, позарившийся на рубли не подозревал о их ценности — точнее, бесценности».
Мысль, кто же присвоил советские деньги и каким образом похититель проник в сейф, не давала покоя, но не стал ломать голову в поисках ответов.
«Ни одна душа на свете, тем более начальство, не должна узнать, что злоумышленник унес казенные рубли и, значит, имел возможность быть в курсе дат, времени, мест заброса, адресов явочных квартир, паролей для встреч с нашими глубоко законспирированными резидентами».
Когда чуть успокоился, развязал узел галстука, который сдавливал горло.
Из приказа
3. Согласно представлению майора Эрлиха преподавателя Сырещикова Н. считать с сего числа старшим преподавателем с соответственным повышением денежного довольствия. 4. Удовлетворить просьбу Эрлиха С. о представлении ему внеочередного отпуска сроком на 3 суток.
Краузе
7
Очередное свидание Магуры с Эрлихом прошло вновь поздним вечером на аллее в парке возле скульптуры одного из мифологических богов греческого Олимпа — изваяние стояло с шапкой снега на голове с венком.
— Пришел прощаться. Постараюсь этой же ночью уехать в Берлин—. Как удалось получить отпуск? — поинтересовался Николай Степанович.
— Сослался на требующие немедленного разрешения семейные дела.
— Насколько я информирован, женой, детьми вы не обзавелись.
— Но могу иметь дальних родственников, седьмая вода на киселе, о которых не посчитал нужным указать в анкете.
Магура передал фотокассету Эрлиху, тот успокоил:
— Передам из рук в руки вашему коллеге, и он отправит дальше куда и кому надо.
— Повторить номер берлинского телефона?
— Не надо, на память не жалуюсь.
Сигизмунд Ростиславович отбыл в Варшаву и перед наступлением рассвета попал на борт отлетающего в Берлин самолета.
В столице Третьего рейха у здания аэровокзала отыскал телефонную будку, набрал пятизначный номер, стоило услышать в трубке: «Вас слушают!», произнес:
— Примите заказ на ужин на десять персон в вашем ресторане.
Глухой голос ответил:
— Ошиблись в наборе последних цифр.
За несколько минут до десяти утра Эрлих уселся за столиком некогда фешенебельном ресторане «Ам-цоо», в военное время превращенном в обычное кафе, точнее, пивную. В это раннее время в зале уплетали сосиски и запивали их пенящимся в глиняных кружках с крышками пивом лишь два посетителя, громко обсуждающих прелести некоей играющей в недоступность кокетки Греты.
Эрлих сделал официанту заказ и уставился на кадушку с чахлой камелией, затем в витрину, за которой проносились автомашины. Когда официант поставил на стол тарелку с парой сосисок, тушеной капустой и кружку баварского темного пива, Эрлих, собравшийся позавтракать, чуть не выронил из руки вилку при виде вошедшего Синицына.
«Какого черта явился именно в «Ам-цоо»? В городе немало других заведений общественного питания. При ротмистре, ставшем в Германии майором, встреча с резидентом НКВД невозможна».
Не желая, чтобы служивший в Царицыне переводчиком британской военной миссии, а во Второй мировой войне адъютант атамана Краснова увидел бывшего штабс-капитана врангелевской контрразведки, Сигизмунд Ростиславович закрылся лежащей на столике биржевой «Берзен цайтунг», но остаться незамеченным не удалось. Синицын снял фуражку, перекинул через руку шинель и направился прямо к столику с Эрлихом.
— Желаю здравствовать, — не спрашивая согласия, не дожидаясь приглашения присесть рядом, Синицын придавил напротив Сигизмунда Ростиславовича стул. — Мы не виделись с весны минувшего года, а ничуть не изменились, рад видеть по-прежнему бодрым. Земля слухами полнится, наслышан, что совершили вояж за Волгу, весьма успешно выполнили ответственное задание, за что удостоены Крестом за военные заслуги и ныне продолжаете успешную педагогическую деятельность.
Эрлих нахмурился:
«Какой болван проболтался, где побывал, чем награжден? По-прежнему молодцеват, каким был в Царицыне. Продолжает служить — точнее, прислуживать атаману или от Краснова перешел на иную службу, занял тепленькое местечко возле высокопоставленного начальника? Шустрый малый».
Встреча со старым знакомым делала невозможным контакт с резидентом советской разведки, передачу ему кассеты с фотопленкой. Эрлих отодвинул тарелку с завтраком, собрался извиниться за невозможность пообщаться, сослаться на неотложные дела, но лишь привстал, как услышал:
— Любите получать подарки?
Вопрос был настолько неожиданным, что Эрлих опустился на стул. Когда до сознания дошло, что был произнесен пароль, после затянувшейся паузы ответил обусловленной фразой:
— Люблю сам делать подарки.
Вновь помолчал и не мог не спросить:
— Еще в Царицыне вы…
Синицын подтвердил:
— Да. Службу в советской разведке начал после организации ВЧК, позже переименованной в ОГПУ, НКВД. Завидую, что вам после Гражданской дважды посчастливилось ступить на родную землю, мне подобная возможность, к сожалению, не представилась. Но не теряю надежду увидеть, каким за прошедшие десятилетия стал мой Ярославль.
Эрлих не отказал себе в удовольствии и за свое проявление растерянности съязвил:
— Страдаете ностальгией? Мне она чужда.
Ответ Синицына был резким:
— В чужих краях по Родине тоскуют даже птицы.
Эрлих сделал вид, будто прослушал замечание или оно было сделано не в его адрес, и отдал кассету.
— Засняты весьма важные документы, когда пленка достигнет адресата?
Синицын ушел от ответа.
— Довольно скоро.
Эрлих не спросил, (хотя очень хотелось), каким образом пленка минует линию фронта и поступит на Лубянку, и предложил отметить встречу, заказать бутылку шнапса, но Синицын отказался.
— Крепкие напитки употребляю лишь в крайнем случае и исключительно в случае необходимости, для пользы дела.
Эрлих вспомнил, что довольно часто в Царицыне встречал ротмистра не только подшофе, а и вдрызг пьяным.
