Дьяков заметил, что обрезание мужской плоти новорожденным младенцам практикуют и мусульмане.
— И их к ногтю! — выдохнул интендант.
Дьякову понравилась готовность не только выявлять врагов рейха, а и желание расправиться с ними. Накормил, дал выкурить сигарету с эрзац-табаком и представил, как обрадуется Мюффке известием об очистке лагеря от недостойных жить, как похвалит. Спросил облизывающего губы:
— Что заставляет люто ненавидеть все советское?
— Причин много, — ответил интендант. — Первая — необоснованный арест свекра, реквизиция его квартиры со всем нажитым имуществом, накоплений в сберкассе. Вторая — непродвижение меня на службе, оставление на унизительной должности заместителя, наконец отказ в приме в партию.
— Как не выгнали со службы в шею, оставили на свободе близкого родственника репрессированного?
— Никто не знал о родстве с арестованным — супруга не сохранила девичью фамилию, носила мою.
— Если вы противник советского строя, зачем лезли в партию?
— Это необходимо для карьеры. Без партбилета в кармане не стать директором.
Некоторое время пристально (как делал Мюффке) Дьяков разглядывал интенданта, затем изрек:
— Связь со мной держать через охранника. Найдете что доложить — шепнете ему.
— Слушаюсь, герр комендант! — гаркнул интендант.
Дьяков отпустил завербованного, не зная, что следующий раз увидит его с расколотой головой в луже крови — осведомитель чем-то выдал свою роль, и пленные рассчитались с предателем.
5
Дьяков с помоста обвел взглядом выглядевшую жалко толпу, поднял руку. Дождался, чтобы возникла тишина, и заговорил насколько мог громко:
— Граждане бывшего Советского Союза, кого деспот Сталин с его холуями в ЦК, наркоматах, маршалами погнал умирать за призрачный социализм! От имени и по поручению немецкого командования поздравляю с окончанием бесправного, рабского прозябания под пятой кремлевской банды во главе с инородцем-кавказцем! На собственной шкуре испытали бездарность командиров, комиссаров, что привело в неволю. Каждый из вас стал свидетелем тщетности остановить неудержимо наступающие армии Третьего рейха во главе с их вождем Адольфом Гитлером. Благодарите его и Всевышнего на небесах, что не сложили головы за бесовскую власть антихристов, посмевших крушить храмы, сжигать иконы, запрещать молиться, крестить младенцев. Безвозвратно кануло время, когда у сельчан отнимали скот, дары полей, сгоняли в колхозы, заставляли гнуть спины у сохи, рабочим у станков!
Сделал паузу, удивляясь своему красноречию: «Не знал, что обладаю ораторским талантом».
— Как безмозглых, послушных кнуту баранов, вас гнали под пули. Со школьных лет затуманивали мозги, внушали, что родная армия несокрушима, непобедима, если грянет война, сражения пройдут исключительно на территории противника. На деле хваленая Красная Армия мелькает пятками, сдает город за городом. Недолог день, когда доблестная, не знающая поражений Германия и ее союзники итальянцы, румыны французы, венгры, австрийцы, финны, влившиеся в вермахт русские эмигранты и пережившие расказачивание жители Дона, Терека войдут в белокаменную Москву, промаршируют по брусчатке главной площади, выбросят на свалку из мавзолея протухшую мумию Ленина.
Вытер платком мокрый лоб — пот выступал не от пекла, а от напряжения: «Необходимо, чтобы каждый ясно осознал свое положение, для сохранения жизни пошел служить во вспомогательные, затем строевые части».
Откашлялся в кулак, продолжил:
— Часы бесовской советской власти сочтены! Вместе с вами более шестьсот тысяч военнослужащих сдались на милость победителей. Большинство изъявили желание принять участие в освобождении Отчизны от партийцев, чекистов, свергнуть присвоившего себе звания вождя, учителя, отца народов усатого грузина. Все были свидетелями, как немцы мощным ударом разбили пограничные части, на аэродромах уничтожили краснозвездные самолеты, ваши перепуганные командиры подло бросили подчиненных, в результате вы оказались в позорном плену.
Облизнул высохшие губы.
— Не советую готовить побег, во-первых, он невозможен, во-вторых, для Сталина и его клики вы нарушители присяги, посмевшие сдаться противнику и поэтому заслуживаете расстрела.
Решил, что хватит пугать карами, пора переходить к главному.
— Единственная возможность избежать смерти от голода, ран — перейти на службу к несущим свободу от большевистского рабства, вступить в бой с позорно отступающими остатками Красной Армии и не знающими жалости комиссарами, которые делали из вас пушечное мясо. Вступившие в создаваемые из пленных формирования, получат хорошее питание, денежное довольствие, после победы земельный надел, дом, высокооплачиваемую работу.
Вспомнил, чтo немцы окрестили следящих за соблюдением порядка на оккупированной территории, участвующих в патрулировании —
«хиви» от немецкого hilfswilligen, то есть «желающий помочь». Собрался поставить в затянувшейся речи точку, предложить выйти к помосту согласных принять предложение, но не успел раскрыть рот, как из толпы раздалось:
— Заявляем решительный протест преступному отношению к военнопленным, приводящему к массовым смертям. Когда раненым, больным окажут крайне необходимую медицинскую помощь? Когда нас перестанут держать под открытым небом?
Дьяков был готов к вопросам, имел ответ.
— Вы вне закона! Ваш горячо любимый Советский Союз отказался подписать Женевскую конвекцию о гуманном отношении к пленным! Осмелившийся задать вопросы и не боящийся последствий продолжил:
— Германия член Международного Красного Креста и обязана выполнять принятые на себя обязательства по отношению к захваченным военнослужащим противника. Требуем улучшить питание, выдать медикаменты, провести санобработку, что поможет избежать эпидемию сыпного тифа.
Терпению Дьякова настал конец. Сжал кулаки, шагнул к краю помоста.
— Кто смеет тявкать?
Из тесной толпы вышел худой, как жердь, военнопленный в гимнастерке без одного рукава.
— Военюрист второго ранга Кутявин.
— На гражданке служил адвокатом? — уточнил Дьяков. — За немалые деньжата спасал от наказаний убийц, растратчиков, воров? Или был следователем, на допросах избивал подследственных, делал их калеками, навешивал статьи Уголовного кодекса? А может, как прокурор, судья пачками приговаривал к «вышке»?
— Не был ни адвокатом, ни следователем, тем более судьей. Работал юрисконсультом на заводе, разрешал производственные споры. Будучи мобилизован, занимался дезертирами, самострелами, желающими с передовой попасть в тыл, госпиталь.
— Подобных лично расстреливал?
— Приговоры выносил трибунал, исполняли специально назначенные.
Дьякову надоело спорить, он повторил призыв вступать в казачьи национальные дивизии, приказал остаться принявших предложение, остальным разойтись. Когда к помосту вышли лишь семеро, помрачнел.
