13
Новый приказ Дьяков воспринял спокойно, так как был готов к нему.
— Собирайте чемодан. Благодаря неудержимому наступлению меняем местожительство Следом за сыскавшей заслуженную славу за взятие Парижа 6-й полевой армией под командованием генерал-полковника Паулюса двинемся на Восток, где увидите свои тихий Дон и матушку Волгу.
«Жаль прощаться с уютным номером Смоленской гостиницы, Дома терпимости, обедами, ужинами в офицерской столовой», — с грустью подумал Дьяков.
Мюффке продолжал:
— Встреча с известным вам Сталинградом явится наградой за службу рейху. — Оберштурмбанфюрер СС был знаком с анкетой подчиненного, тем не менее спросил: — Город — ваша родина?
— Никак нет, — ответил Дьяков. — На свет явился в станице на Хопре.
— В Сталинграде остались друзья, однокурсники?
— Во время учебы ни с кем близко не сходился.
— Город хорошо изучили?
Дьяков не замедлил продемонстрировать познания о городе, растянувшемся на десяток километров на правом берегу. Поведал, что Сталинград один из крупнейших в Нижнем Поволжье промышленный центр с металлургическим комбинатом, тракторным заводом, рядом предприятий, фабрик, институтов, портом, районом Сарепта, с времен царствования Екатерины Второй населенным выходцами Германии.
Мюффке слушал с вниманием, и Дьяков продолжил:
— В прошлых веках городская крепость неоднократно вставала на пути завоевателей, отражала нападения, выдерживала многодневные штурмы, блокады. Во время бунтов-восстаний под предводительством Степана Разина и Емельяна Пугачева являлась перевалочной базой для перехода войск с Волги на Дон и обратно. В Гражданской войне большевики во главе со Сталиным не удержали город — он тогда звался Царицыным, сдали его Кавказской армии барона Врангеля.
— Отчего этому городу, а не родине Сталина Гори дали имя советского вождя?
— Царицын крупнее грузинского поселения, которого трудно отыскать на географических картах.
Выслушав рассказ и ответы на вопросы, Мюффке сказал:
— К Волге, где смоем с себя дорожную пыль, отправимся после того, как самолеты люфтваффе превратят город в сплошные руины.
Бомбардировка прошла в полдень 22 августа после форсирования Дона танковой дивизией, пехотными подразделениями. Эскадрильи 4-й воздушной армии фон Рихтгофена заполнили небо над Сталинградом. Вначале для устрашения жителей оглушил вой сирен, затем сбросили тонны фугасных и зажигательных бомб. Город запылал, дома рушились, по реке поплыла растекающаяся из танкеров горящая нефть.
Мюффке поделился известными ему фактами: до массированного налета в Сталинграде проживало около 600 тысяч, немало было беженцев, видимо, многие погибли
[156]. Чтобы избежать паники, остановить бегство за Волгу, в первую очередь военнослужащих, милицию, Сталин запретил всем, в том числе женщинам, детям, эвакуироваться, приказал минировать оборонные предприятия, защищать носящий его имя город до последнего патрона. Довольно скоро 16-я танковая дивизия достигла реки, за которой простиралась Азия. Воины фюрера запели «Волжскую песню» Франца Листа, добавив слова: «Стоит солдат на Волге». Продвижению танков генерала Гота, гаубиц, орудий затрудняли ставшие непролазными после дождей дороги.
Дьяков впитывал услышанное, ведь Мюффке рассказывал о городе, который за годы учебы в нем стал почти родным, исходил не только центр, а и окраины Спартановку (прежде носящую название Портяновка, где бурлаки меняли портянки), Балканы, Бекетовку, немецкую слободу Сарепту.
Мюффке продолжал делиться известной ему информацией, давать оценку событиям:
— Бомбардировка Сталинграда, вступление в развалины — не просто очередная победа, она главная в Восточной кампании. После беспрепятственного занятия Сталинграда наших воинов ожидают заслуженный отдых, награды. Сталин посрамлен в очередной раз, как говорится, посажен в лужу, в этом несомненная заслуга 6-й армии, о которой фюрер сказал: «С подобной армией я могу смело штурмовать даже небеса». Следует в дальнейшем использовать полученный опыт почти бескровного взятия города.
Мюффке сиял, точно начищенный кофейник, словно командовал, принимал личное участие в захвате Сталинграда, продолжая рассуждать:
— Раз город превращен в сплошные руины, нас ожидают трудности с подысканием над головой крыши. Видимо, придется селиться без удобств, тем более комфорта, в брезентовых палатках…
Дьякову было незнакомо чувство сострадания, ничуть не жаль погибших под бомбами, хотя среди них могли оказаться однокурсники, преподаватели института. Горевал лишь по наверняка разрушенной на набережной белокаменной беседке-ротонде, где назначал свидания, киоску по продаже спасительного в летнюю жару эскимо на палочке, подкрашенной сиропом газированной воды.
Мюффке продолжал:
— Наконец исполнится мечта попробовать волжского осетра, деликатесную черную икру, омуля.
Дьяков не поправил шефа, что омуль водится далеко от Волги, на Байкале.
— Не знаком пока со стратегическими планами ОКВ, — признался Мюффке — по всем данным, из Сталинграда армии двинутся на север для нового штурма Москвы, а также на юг, в благодатные по климату, с целебными источниками, экзотичными фруктами курорты.
Дьяков думал об ином:
«За минувшую неделю курсантов поубавилось. Прежде проживавших в Нижнем Поволжье, Калмыкии отправили туда для подрывов мостов, эшелонов, нарушения телефонной и телеграфной связи, сбора разведанных об оборонных предприятиях для их уничтожения с воздуха…»
Мюффкет не прекращал откровения:
— Обещал моей Марте привезти шкурки соболя, куницы для пошива шуб. Надеюсь не позднее зимы попасть за Урал в богатую пушниной Сибирь и отправить посылку…
Дьяков согласно кивнул, размышляя о своем:
«Хотя очень хочется увидеть, каким стал Сталинград, спокойнее и в безопасности оставаться в тыловом Смоленске».
Перспектива оказаться в развалинах недавно красивого города пугала, сделала неразговорчивым. Развязывать язык приходилось на политзанятиях.
14
Очередной урок начался с устрашающей информации об особых отделах Красной Армии, безжалостно расправляющихся с каждым рядовым, командиром, которые оставляли позиции, не выполнили приказ стоять насмерть.
— Сделавший хотя бы один шаг назад для комиссаров, чекистов не только презренный трус, а и изменник Родины. С подобными долго не возятся, с такими разговор короткий — становись к стенке или у выкопанной могилы, захлебывайся семью граммами свинца. Особисты из заградотрядов не задумываясь отправляют на расстрел даже раненых, считая их самострелами, желающими покинуть фронт, спастись от гибели в госпитале. Вурдалак Сталин, чьи руки по локоть в крови, считает вас не только дезертирами, а своими личными врагами, дал указание при аресте не проводить следствий и отправлять на тот свет. У вас нет иного выхода, как, чтобы не попасть в лапы к комиссарам, убивать этих фанатиков, не уяснивших для себя, что их песенка спета. В самые ближайшие дни, даже часы над Сталинградом взовьется флаг со свастикой…
