Во рту стало сухо, пришлось осушить стакан воды. Прежде Дьяков считал, что не обладает ораторским талантом, но с курсантами стал красноречив, не лез в карман за словом. Для имеющих лишь начальное образование или окончивших ФЗУ говорил упрощенным языком, подыскивал понятные слова. Дьяков был информирован о многом, но далеко не обо всем. Не знал, что на защиту Сталинграда встали около 40 тысяч бойцов, рабочие батальоны, из Сибири спешит подкрепление, что генерал-полковник Фридрих Паулюс поторопился обрадовать фюрера новой крупной победой, а набранное по указанию имперского министра пропаганды Геббельса в типографиях сообщение о падении большевистского оплота на Волге — не более чем блеф.
Откашлялся в кулак.
— Имеются вопросы?
Хор голосов ответил:
— Никак нет!
Дьяков объявил перерыв. В столовой угостился запеканкой, жареной дыней, вместо эрзац-кофе выпил компот из вишни. Когда перемена закончилась и вернулся в класс, на столе лежала написанная печатными буквами записка.
Разве Германия может победить с командующим ефрейтором?
Дьяков сжал зубы.
«Кто посмел напомнить о полученном Гитлером в прошлой мировой войне звании? Желает уязвить вермахт, которым руководит и не имеющий элементарных военных знаний, опыта? Писало не малограмотное быдло. Может замутить курсантам мозги, и тогда критика всего советского может пойти насмарку».
С трудом сдерживался, чтобы не выплеснуть переполняющий гнев.
«Догадывался, что далеко не все курсанты горят желанием вступить в бой с Красной. Как отыскать держащего камень за пазухой? Если не найду, он сагитирует других в первом бою побросать оружие, с повинной перейти к противнику. Такого Мюффке не простит — за плохую воспитательную работу отправят рядовым на фронт. Верно утверждение, что в семье не без урода, впрочем, школа — не семья. Но кто та ядовитая змея, от которой жди смертельного укуса? Успокаивает, что провокационный вопрос задан в письменном виде, его никто не услышал, значит, могу не отвечать», — думал Дьяков, всматриваясь в сидящих перед ним курсантов.
Желание продолжить занятие пропало. Вызвал обладателя хорошей дикции и громкого голоса, поручил зачитать последнюю сводку с фронтов, информацию об успешной борьбе с партизанами Белоруссии, Украины, создание новых казачьих формирований, удравшем из Москвы Сталине с его правительством, антисоветских выступлениях на Северном Кавказе, в Башкирии, Чувашии, республиках Средней Азии, голоде со случаями людоедства в СССР. А сам, развалясь на стуле, вытянул ноги и стал думать о встрече со Сталинградом:
«Если весь жилой фонд после бомбежки превращен в груду камней, придется город отстраивать заново, для этого потребуется не один год упорного труда. Впрочем, о восстановлении речь не пойдет — Гитлер люто ненавидит все связанное с именем Сталина, пожелает, чтобы город исчез с лица земли, а его название со всех карт».
15
На сборы дали пару часов. Дьяков с чемоданом и ранцем вышел на плац к выстроившимся курсантам. С крыльца, над которым свисал алый стяг со свастикой в круге, Мюффке произнес короткую, напутственную речь. Пожелал успешного пути, высказал надежду, что честной службой каждый отплатит за сохранение ему жизни, доверия оружия. В конце произнес здравицу фюреру, после ответного хора голосов «Зиг хайль!» обрадовал:
— Никому не придется подставлять голову под пули. Станете полицейскими, посредниками между населением Сталинграда и немецкой администрацией, будете следить за соблюдением порядка, выявлять врагов рейха, находить и изымать спрятанное оружие, руководить работой по благоустройству города. Служба в полиции ответственна и почетна.
Мюффке подал знак, музыканты небольшого оркестра заиграли марш, курсанты зашагали к вокзалу, где заселили два вагона. Стоило составу тронуться, обергрупенфюрер пригласил Дьякова в свое купе.
— Если бы в этой стране своевременно изменили принятую во всей Европе ширину железнодорожной колеи, мы ехали бы с комфортом, на мягких сиденьях, с вентилятором.
Будучи в приподнятом настроении, Мюффке похвастался успехами дочери в музыкальном училище, сына в конноспортивной секции. Признался, что в русском языке много непонятных выражений, испытывает трудности в установлении в словах ударений и перешел к политике:
— Большевики после захвата власти совершили ряд непростительных ошибок — запретили другие партии, провели террор, названный чисткой кадров, выслали из страны цвет нации: талантливых ученых, писателей, философов, уничтожили опытных руководителей производств, командующих военными соединениями вплоть до армий. Репрессии коснулись и интеллигенции, в первую очередь творческой. Крестьяне стали крепостными, гнули спины за эфемерные трудодни — при отсутствии паспортов лишились возможности покидать колхозы. Культ Сталина достиг астрономического размера, вождя провозгласили живым Богом. Выборы превратились в формальность, в бюллетенях для голосования стоял один кандидат.
Дьяков внимал, хотя для него рассказанное не было новостью, и думал:
«Поведал бы, что нас ожидает в Сталинграде. Газетам и имперскому радио грош цена, врут без зазрения совести, которую давно потеряли. Приукрашивают события, факты, замалчивают важное, в том числе яростное сопротивление противника, наши потери. Не верю, что Сталинград взяли легко, защитники сдали город без боя, удрали за Волгу, тем самым спасли свои шкуры…»
Позже узнал, что сопротивление не прекратилось, в руках противника остались узкая полоса правого берега, северный и южные районы, большинство сельских, цеха металлургического завода «Красный Октябрь». Во время обороны под ружье встали тысячи рабочих, бои шли не только за каждую улицу, но и за каждый дом. Гитлер на традиционной встрече со старой гвардией в мюнхенской пивной похвастался: «Я хотел взять носящий имя Сталина город на Волге и захватил его с помощью малочисленных штурмовых отрядов, у противника остался лишь небольшой участок».
«Нагло врет или от него скрыли правду», — подумал Дьяков.
Мюффке продолжал откровенничать, и собеседнику приходилось прилагать усилия, чтобы под убаюкивающий перестук колес не задремать — начальник не простил бы этого.
Железнодорожный состав оставлял позади сожженные села, где остались одни печные трубы, поля с неубранными злаками, изрытые гусеницами танков, колесами автомашин дороги. Повсюду были следы войны. О прошедших боях говорили сваленные столбы со спутанными проводами, разбитые семафоры, превращенные в груды камней полустанки, смердящие близ путей тела погибших, последнее заставило Мюффке умолкнуть. Дьяков не замедлил этим воспользоваться, прилег и тотчас уснул.
Проснулся от умолкнувшего, переставшего баюкать стука колес. Занавески на окне не колыхались, прекратилось и поскрипывание неплотно закрытой двери — состав замер на небольшой станции. Решил размять ноги, разжиться у встречающих поезда торговок овощами, фруктами, домашней выпечки пирожками, печеной картошкой, попить молока, но рядом с путями гуляла лишь отощавшая собачонка. Гудок паровоза заставил вернуться в купе. Мюффке не спросил, отчего пришел с пустыми руками, предложил распить присланное из Крыма шампанское.
