— Ни в коем случае! Берег нашпигован минами, неразорвавшимися снарядами, отдельные участки еще остаются в руках противника, выбить его дело ближайших дней.
На прощание Линник обрадовал, что полицаев ожидает приятное времяпровождение у русской реки. Благоразумно умолчал, что под контроль оккупационной власти взяты только несколько городских и ближайших к Сталинграду сельских районов, малочисленное население игнорирует регистрацию, не выходит на расчистку завалов, руин, ремонт водопровода, канализации, захоронение трупов, не сдает имеющееся на руках оружие, за последнее время произошли нападения на патрули, со склада похищены ящики консервов, подожжена цистерна с горючим, появились листовки с текстом Советского Информационного бюро, каждую прокламацию завершает призыв: «Смерть фашистским оккупантам!»
17
Устроившись с жильем, наскоро подкрепившись сухим пайком, Дьяков с подчиненными приступили к исполнению своих новых обязанностей. К полицаям присоединились «Бульбаши» из националистического общества «Тарас Бульба», они стали нести охрану пленных в созданных в Гумраке, Городище лагерях. С русскими сослуживцами украинцы вступали в жаркие, чуть не доходящие до драк споры, утверждали, что «москали» угнетали их нацию, не позволяли стать самостийными, отныне с помощью немцев запретят повсеместно говорить на кацапском языке. От украинцев не отставали русские, которые критически отзывались чуть ли не обо всем, что попадало им на глаза.
— Не там немцы вывесили свой стяг, надо на крыше театра, чтобы издалека всем стал виден.
— Куда ни кинешь взгляд, повсюду плакат с солдатом, а текст не по-нашему.
— Кормят сытно, но одними консервами — уже в рот не лезут. Негде нормальной шамовкой брюхо набить — ресторан не про нас, лишь для офицеров.
— За людей не считают, на приветствия не отвечают, словно мы пустое место, понукают как скотину.
Дьяков приказал прекратить болтовню, пригрозил карами. В первый свободный вечер, когда спала жара, прошелся по знакомым местам, одолевал горы битого кирпича, обходил завалы, глубокие воронки, оставшиеся от домов лестничные пролеты. Шагал по осколкам стекол, из-за отсутствия сгоревшего моста спустился в овраг с речушкой Царица. Отыскал чудом уцелевший, пригодный для управления полиции дом. Для своего кабинета выбрал комнату, в чьи окна заглядывали ветви сирени, назначил дежурных, распорядился наладить телефонную связь, раздобыть работающий на бензине движок для выработки электроэнергии. Отправляя на первое патрулирование, проинструктировал:
— Ворон в небе не считать. Глядеть вокруг в оба. У каждого горожанина, за исключением детей, проверять документы. Вызвавших хотя бы малейшее подозрение доставлять сюда, разобраться, что из себя представляет задержанный, по какой причине не эвакуировался, не имел ли на то приказ НКВД, где и кем прежде трудился, не служил ли в армии.
Оставшись в одиночестве, решил быть с подчиненными предельно требовательным, не прощать разгильдяйства, — тем более неисполнения приказов, наказывать за малейшую провинность.
«Следует сделать все возможное, чтобы стать непререкаемым авторитетом не только для полицаев, горожан, но и нового начальства».
К концу дня патруль доставил двоих, не имеющих документов. Приказал из первого выбить признание в сотрудничестве с советской военной разведкой, сборе сведений о расквартированной в городе немецкой армии, уязвимых местах обороны. Лично познакомившись со вторым, представителем нации, которую наряду с цыганами немцы люто ненавидели, не считали за людей, объявили вне закона, после так называемой «Хрустальной ночи»
[157] отправляли в специально созданные лагеря, гетто, умерщвляли в газовых камерах, сжигали в печах.
— Пархатый жид? — спросил Дьяков. — Почему на куртке нет положенного лоскутка с шестиконечной звездой иудейского царька Давида? Решил скрыть принадлежность к вонючей нации? Таких, как ты, за версту чую. Живо спускай портки!
— Простите, зачем? — робко спросил приведенный.
— Обрезание подтвердит нацию, чьи представители распяли Христа. Верно поступают немцы, что давят ваш проклятый род, как мерзких насекомых.
Задержанный еле слышно произнес:
— Осмелюсь поправить. Согласно священному писанию, мудрейшей библии, основателя христианства, проповедника царства божьего Иисуса. Христа распяли на Голгофе римляне, приговор утвердил римский наместник Понтий Пилат. Могу снять брюки и убедитесь, что перед вами не еврей. Мать чувашка, отец мордвин, оба, а значит, и я, православные.
Дьякову не понравилась начитанность стоящего перед ним.
— Заткни поддувало! Кем и где работал?
— Услаждал слух ценителям музыки. После окончания консерватории исполнял в кинотеатре перед началом вечерних сеансов мелодии из фильмов, позже служил в симфоническом оркестре.
— На чем играл?
— На самом большом смычковом инструменте — контрабасе, на котором играли непревзойденные виртуозы, в их числе наш соотечественник маэстро Кусавицкий.
— Покажешь свое умение. Если соврал, не сносить головы.
— К сожалению, при отсутствии инструмента продемонстрировать мастерство не удастся. Контрабас погиб от прямого попадания бомбы в мой дом, принял предназначенную мне смерть.
Дьякова удивляла выдержка музыканта:
«Не пугает перспектива быть застреленным или попасть в душегубку, в которой немцы выхлопами газа уничтожают неугодных. Другой на его месте pyxнул бы на колени, бился лбом об пол, слезно молил о пощаде, а этот не теряет человеческого достоинства».
Неожиданно пришла идея организовать оркестр.
«Найду других музыкантов, чтобы радовать победителей. А остальным пленным построю концентрационный лагерь по примеру тех, которые после прихода Гитлера к власти, особенно с началом войны, выросли как грибы после дождя».
Раздумья завершил решением:
— Будет тебе инструмент. Радуйся, что повезло встретить меня, другой бы без лишних разговоров отправил к праотцам.
Настрочил ордер на вселение музыканта в общежитие. Секретарь (в недалеком прошлом «медвежатник», мастер по вскрытию сейфов) напомнил об обеде, обрадовал, что раздобыл куренка, остается его сварить. Дьяков уже предвкушал удовольствие от наваристого бульона, когда на пороге появился незнакомец с закрученными усами, одутловатым лицом, лысая голова походила на бильярдный шар.
— Здравие желаю, ваше благородие! Разрешите представиться: Кравец Фрол Африканыч, подъесаул «Волчьей сотни» 10-го кавалерийского полка Его императорского Величества! Имел честь в прошлой войне служить под командованием их Высокопревосходительств генералов Мамонтова, Шкуро. Повсеместно, не жалея сил, рубал красную сволочь на Дону и здесь на Волге. Опосля затаился, сменил документы. Скрывался почитай целых два десятилетия, что помогло избежать ареста, суда, приговора. Как манну небесную ждал и наконец дождался прихода избавителей от большевистского ига.
