Плевицкая смотрела на плюгавенького, с бегающими глазами человека и с трудом сдерживала гнев.
— Концерт состоится, — наконец пришла к решению. — Публика ни в чем не виновата, ей наплевать, что нерадивый напутал со сроком. Буду петь. Но чтобы не опозориться, необходимо хотя бы часок побыть в одиночестве.
Скоблин хотел возразить, что решение абсурдно, нельзя мчаться с корабля на бал, следует проверить акустику зала, прорепетировать с концертмейстером, настроить привезенную гитару. Но, зная упрямство супруги, промолчал.
В отеле Надежда Васильевна приняла душ, переоделась и ровно на час скрылась в спальне.
Концерт начался без опоздания. На сцену певица вышла жизнерадостной и свежей, никакого намека на усталость, будто не было девяти проведенных в вагоне часов.
Концерт прошел без сучка и задоринки. После исполнения каждой песни певицу награждали шквалом аплодисментов, пышными букетами осенних цветов. В благодарность за прием Плевицкая спела на бис романс про ямщика. Лишь вернувшись в отель, без сил рухнула на постель.
Проспала до полудня следующего дня. Проснулась, когда в лицо ударили солнечные лучи. Вставать не спешила — было лень умываться, заказывать завтрак. Выпростала из-под одеяла руку, провела ладонью по лицу, словно смахивала следы усталости.
«Ни за какие коврижки не стану больше выступать в день приезда! Еще один такой концерт, и отдам Богу душу!..»
Повернулась на другой бок и услышала за дверью голоса. Разговаривали Коля и…
«Ковальский? Здесь? Без предупреждения? Или Коля знал о его появлении?»
Хотелось думать, что курьер прибыл исключительно, чтобы исполнить обещание побывать на концерте, но отбросила эту мысль. Накинула халат. Причесалась, но краситься не стала. Вышла в гостинную.
— Боже, кого вижу? Сколько лет, сколько зим! Здравствуйте, мастер делать комплименты! Не ожидала! Сколько минуло времени с нашего прощания?
— Почти полгода, — напомнил Ковальский.
— А кажется, будто расстались лишь вчера. Не забыть, как с аппетитом уплетали мой ужин. Накормлю и сейчас.
Плевицкая хотела позвонить в ресторан, чтобы заказать в номер обед, но Ковальский положил руку на телефон.
— Не надо, чтобы в ресторане знали, что у вас гость.
— Закажу лишь на две персоны, а официанта не пущу на порог. — Надежда Васильевна хитро улыбнулась, давая понять, что она не профан в конспирации, обернулась к мужу: — Почему не предупредил о госте?
Скоблин виновато ответил:
— Центр не уточнил, когда ждать.
— Приказ отбыть в Ригу получил за час до отхода поезда, — подтвердил Ковальский.
— Как доехали?
— Без происшествий.
— К нам прямо с вокзала?
— Нет, ожидал условленного часа, коротал время в пивной.
— И, конечно, не обедали, а в дороге питались всухомятку?
— Не хотел покидать купе, мозолить пассажирам глаза.
Плевицкая не могла не воспользоваться встречей с человеком, который вчера еще гулял по Москве, забросала вопросами о новостях культурной жизни, премьерах, концертных программах.
Ковальский поднял руки.
— Смилуйтесь, не требуйте невозможного. Я не театрал, далек от искусства, редко выбираюсь даже в кинематограф.
— Вылетело из головы, с кем имею дело. У людей вашей профессии на первом месте работа, точнее, служба, все остальное, в том числе искусство, на десятом.
Заказанный на двоих обед поделили на троих. Ковальский с жадностью набросился на еду.
Плевицкая улыбнулась.
— Люблю голодных мужчин с горящими глазами.
Справившись с едой, Ковальский попросил у Скоблина бритву.
«Бриться на ночь глядя? — удивилась Надежда. — Так поступают лишь истинные французы, когда спешат на ночное свидание».
Ковальский принес извинения хозяйке, снял пиджак. Распорол бритвой подкладку, достал шелковый лоскуток. Плевицкая взяла лоскут, ушла в ванную, выбрала среди флаконов лосьона, шампуня, туалетной воды нужный, смочила лоскут, на шелке проступили колонки пятизначных цифр. Теперь следовало заняться расшифровкой. Крикнула мужу, чтобы принес Библию.
Послание Центра Скоблин прочел дважды — первый раз бегло, вторично — вчитываясь в каждую фразу. Затем сжег листок в тарелке.
— Знаете приказ? — спросил генерал курьера.
— Нет, и не горю желанием: меньше знаешь — больше проживешь, — признался Ковальский.
— Чуть позже составлю отчет, а Надежда Васильевна зашифрует.
— У вас в распоряжении сутки.
— Тогда вечером жду на концерте, — напомнила хозяйка.
— С великим удовольствием, не то не знаю, когда ожидать ваши выступления в Москве, скажем, в парке «Эрмитаж», хотя, думается, это время не за горами.
— Да? Значит… — Плевицкая недоговорила.
— Вы правильно поняли. Речь идет о советском гражданстве. К следующему моему приезду напишите ходатайство в ЦИК Союза о получении гражданства, далее простые формальности и — возвращение домой со всеми правами, обязанностями гражданина Страны Советов.
Плевицкая бросилась к курьеру, расцеловала его. Скоблин был сдержан — лишь пожал руку.
— Куда с нашего горизонта исчез Деникин? — спросил «Сильверстов».
— Отошел от всякой политики, в РОВС ни ногой, даже не звонит. По слухам, пишет очередной том мемуаров, где о себе коротко, больше о потрясших Россию событиях. Выпустил уже два тома «Очерков Русской Смуты». Шустрее пишет Краснов: каждый год выпускает по пять или больше книг.
— Тоже воспоминания?
— Не только, больше беллетристика.
— Краснов интересует мало, другое дело — Деникин, его в Москве ценят за ум и отказ от борьбы с Родиной.
— Живет затворником, видимо, сильно переживает отставку в Крыму, сдачу командования барону.
— Что можете сказать о Туркуле, кто некогда командовал Дроздовской дивизией?
— Уехал в Болгарию.
— Есть возможность привлечь к сотрудничеству?
— Попытка не пытка.
— Что нового?
— К забросу готовят очередную группу, границу перейдет не в Финляндии, а на Востоке, в Маньчжурии. Точное время и место перехода сообщу.
— Дошли слухи, что генерал Миллер инспектирует отделения РОВС. Надо узнать результат инспекций, личный состав отделений.
5
Пока мужчины вели разговор, Плевицкая сидела на диване, поджав ноги, подшивала на платье оборку: работа с иглой помогала сосредоточиться. Вспомнив, что в Константинополе Ковальский курил, позволила дымить и сейчас.
