Подписи не было. В расклеенных по городу извещениях было сказано, что за помощь оккупационной власти выплачивается вознаграждение, выдаются дефицитные продукты. Видимо, аноним не расписался по привычке, как делал прежде, когда отправлял в партийные, советские, правоохранительные, чекистские органы доносы на соседей, сослуживцев. Дьяков приказал свободным от патрулирования полицейским прекратить резаться в карты, следовать за ним.
По указанному адресу отыскал строение, в крыше которого зиял пролом от прямого попадания бомбы.
— Ни единой живой души. Все жильцы погибли или эвакуировались, — предположил старший в патруле, но Дьяков не поверил. Заприметил вход в подвал, но лишь сделал несколько шагов к уходящей вниз шаткой лесенке, как выстрелы заставили распластаться на земле, стреляли, к счастью, не прицельно, иначе городская полиция лишилась своего начальника.
— Выходи! Бросай оружие! — крикнул самый горластый полицейский, в ответ из подвала вылезли две смертельно напуганные женщины.
— Они не послушаются!
— Не выйдут, своими ушами слышала, как порешили в плен не идти, лучше смертышку принять.
— Сколько их? — перебил Дьяков.
— Трое солдатиков и с ними ихний командир, — поспешила ответить женщина, другая добавила:
— Сильно изранены, кто в ноги, кто в грудь и голову.
— Отчего не проинформировали полицию, кто у вас прячется?
Женщины виновато потупились.
— Который уж день боимся высунуть на улицу нос.
— Не взыщите, поимейте сострадание.
У Дьякова не было времени выслушивать оправдания, и он повторил приказ выходить, обещал сохранить жизни.
Из подвала раздался глухой голос:
— Русские фашистам не сдаются!
— Мы тоже русские, — успокоил Дьяков, в ответ услышал:
— Холуй ты, немецкий прихвостень, утерял право считаться русским!
Дьяков обещал оказать раненым необходимую медицинскую помощь и был перебит:
— Лучше погибнуть, нежели пойти в плен!
«Имею дело с фанатиками, — понял начальник полиции. — Брать измором, ожидать, когда в подвале кончится еда, вода, выйдут с поднятыми руками? Сколько придется ждать — сутки, двое? Жаль, не придется отличиться перед начальством и сдать живыми лично мной захваченных».
Обернулся к утопившим лицо в землю полицейским.
— У кого есть граната?
— Я завсегда при себе держу, — старший в патруле отдал противопехотную «лимонку», Дьяков бросил ее в подвал. После взрыва некоторое время продолжал лежать и встал, лишь когда из подвала не раздавался даже стон.
22
С сознанием выполненного долга, радуясь, что в управлении всем стало известно, как начальник проявил находчивость, смелость, Дьяков оседлал в кабинете стул и принялся сочинять рапорт Линнику об уничтожении проникшего в город подразделения противника. Приказал доставить написанное в комендатуру и вспомнил о женщинах, посмевших прятать у себя красноармейцев.
Первой вызвал на допрос молодую. В ожидании просмотрел поступившие из Берлина номера газеты «Доброволец», которую редактировал ставший начальником организационно-пропагандистского отдела «Русской национальной армии» (РНА) Жиленков. На первой странице рядом с портретом атамана Краснова крупным шрифтом были напечатаны главные цели, задачи КОНРа:
а) свержение сталинской тирании, освобождение народов России от большевистского ига, возвращение порабощенным отнятых у них гражданских прав;
б) заключение почетного договора о содружестве с Германией;
в) создание в стране новой свободной государственности без большевик-эксплуататоров.
Автор «Манифеста» щедро обещал соотечественникам (называл их братьями, сестрами, используя обращение Сталина в его выступлении по радио 3 июля 1941 года) ликвидировать принудительный труд, создать каждому материальное благополучие, обеспечить культурный уровень жизни, безвозмездную передачу земли в частную собственность, уничтожение прежних долговых обязательств, ликвидацию колхозов и совхозов, предоставление творческой интеллигенции возможность свободно творить, бесплатное образование, медицинскую помощь, свободу религии, совести, собраний, печати, освобождение из заключения политических узников.
Дьяков отложил газету.
«Словесная трескотня. Легко наобещать с три короба, куда сложнее выполнить обещанное».
Размышления прервал дежурный:
— Привел.
— Введи, — приказал Дьяков.
Доставленная была настолько напугана, что не могла переступить порог, ноги точно приросли к полу, пришлось дежурному подтолкнуть. Дьяков не спешил начинать допрос, разглядывал молодую женщину с крутыми бедрами, высокой грудью, косой под платком, здоровым румянцем на щеках, игривой ямочкой, чуть прикрывающей колени ситцевой юбке на стройных ногах.
«Кровь с молоком. На лице ни капли косметики. Брови словно две сложившие крылья ласточки. Дрожит как банный лист. Не знает, куда деть привычные к работе руки. Из глубинки, как говорится, от сохи».
Решил проверить свою наблюдательность.
— Казачка?
Молодая женщина кивнула, с трудом выговорила:
— Древнее нашего рода в хуторе не сыскать. Блюдем законы, обычаи предков.
— Родом с Дона?
— Из-под Калача.
— Как попала в Сталинград?
— Мобилизовали рыть траншеи, потом направили на фабрику шить для солдат гимнастерки. Как стали бомбить, хотела вернуться домой, но не имела пропуска…
— Муж в армии? Добровольно пошел служить или по повестке? В каком звании? За близкое родство с врагом рейха тебя положено арестовать.
— Нет мужа, — тихо произнесла казачка. — Была замужней, стала вдовой. Сложил мой Ваня головушку на проклятущей войне. В похоронке не сказано, где погиб, предан земле.
— Дети имеются?
— Не успели завести.
Дьяков задержал взгляд на вырезе в кофточке казачки.
— Хочешь за провинности не быть арестованной, остаться на свободе?
Казачка вновь кивнула.
— Но это надо заслужить, сама понимаешь, как…
Казачка напряглась, до синевы крепко сжала губы.
Дьяков запер дверь. Подумал, что кабинет не самое удобное место для любовных утех, но не вести же молодуху в общежитие. Подошел к съежившейся женщине.
— Сама разденешься или помочь?
23
Дьяков не мог поверить собственным глазам, настолько удивительным было увиденное. Казалось, спит, стоит проснуться, и все пропадет растает, как дым. Смотрел на полотна и не мог отвести от них взгляда.
