— Состоится ли объявленный концерт?
— Спою, дабы не разочаровать публику. Надеюсь, доктора снимут повязки, поставят на ноги. Мечтаю поскорее забыть о черном злодеянии. Пусть большевики не радуются: Коля и я живы, продолжим борьбу с теми, кто лишил нас Родины!
Как обещал врач, на следующий день Плевицкая покинула клинику. Перед выпиской вновь встретилась с журналистами.
— Как считаете: был несчастный случай или наезд подстроен?
— Кто пожелал убить вас с мужем?
— Будет ли найден, привлечен к ответственности удравший после наезда водитель грузовика?
— Есть ли факты, что покушение дело рук чекистов?
— Не отразится ли ранение на вашем голосе?
Плевицкая нахмурилась: среди вопросов были бестактные. Устало вздохнула, чуть поджала губы.
— Причину наезда определит полиция, она же должна заняться поисками злоумышленника. Нет веры, что преступника отыщут — за ним, без сомнения, стоит Московская тайная политическая полиция, в прошлом именуемая ЧК, которая давно желает убрать мужа. Петь буду, в этом убедитесь, если придете на концерт.
— То, что объектом покушения был господин Скоблин, понятно, но при чем вы?
— Для врагов я не представляю ни угрозы, ни интереса, хотели убить Скоблина, я была рядом с супругом.
— Зачем Москве понадобилось устранять генерала?
— По той же причине, по какой расправились с господином Кутеповым.
Плевицкая отвечала короткими фразами и была довольна собой.
«Пока все идет без сбоя. Кажется, убедила, что Коля крайне опасен большевикам. Пресса, а за ней читатели должны поверить в мученическую роль Скоблина, пострадавшего за белое дело, тогда его обвинение полностью рассыплется. Верно поступила, что вышла без косметики, выгляжу измученной; не терплю к себе жалости, но сейчас она необходима. Позировать для снимков не стану, скажу, что не в форме, плохо выгляжу…»
Плевицкая играла роль бедной, оказавшейся на грани жизни и смерти жертвы политической интриги, точно отрепетировала, выверила каждую фразу, даже интонацию, мимику.
«Завтра вся Франция, а за ней Европа, Америка узнают, сколь кровожадны враги русских эмигрантов, посмевшие поднять руку на безгрешную певицу и ее мужа. Начнут соболезновать, поносить злодеев, и в штабе уже не будут судачить о связях Коли с Москвой, его роли вербовщика».
Плевицкая поблагодарила за внимание, сослалась на усталость. В палате проанализировала свое поведение, осталась им довольна: интервью станет бесплатной рекламой и оправданием мужа.
На другой день засобиралась покинуть клинику. Не на коляске, а самостоятельно. Зашла в палату мужа, чтобы проститься, пожелать скорейшего выздоровления, но Николая Владимировича не нашла — кровать была пуста.
— Больной ушел с посетителем в парк, — объяснила сиделка.
Плевицкая была в недоумении.
«Что за посетитель? Уж не из полиции ли, чтобы получить показания? Зачем уходить в парк, когда для беседы есть палата? В парке стужий ветер… Вернется — отчитаю!..»
Если бы Надежда Васильевна знала, кто пришел проведать Скоблина, не стала бы сердиться.
4
— Свалились как снег на голову, — улыбнулся Скоблин, пожимая руку Ковальскому.
— Узнал из газет о случившемся и изменил день встречи, — объяснил курьер Центра.
Он не рассказал, что на этот раз до Парижа добирался с приключениями — на немецкой границе задержали на непродолжительное время, поезд в Париж опоздал на шесть часов. Не признался и что очень устал, не спал более суток.
В далекое путешествие Петр Григорьевич отправился под видом беженца, дескать, напугали репрессии среди разных слоев общества в
СССР, захотел соединиться с ранее потерявшими родину соотечественниками. Биография вновь осталась реальной — учеба в Одесском военном училище до Первой мировой войны, получение чина прапорщика, ранения на фронте в Галиции, награды, участие в обороне Киева, поездка на Дон к Каледину, служба интендантом на станции Царицын, отступление с белыми частями. Дальше шла легенда.
— Могли дождаться моей выписки из клиники, — заметил генерал.
— Нет времени, — признался Ковальский. — Ждут в Берлине и Риге.
— Крайне неосторожно явиться в открытую — вас могли запомнить врачи, сиделки, посетители. Но перейдем к делу, я весь внимание.
— Центр теряется в догадках о случившемся. Газеты твердят о руке Москвы.
— Что и требовалось доказать.
— Хотите сказать…
— Именно. Наезд на авто осуществили согласно плану. Главным разработчиком стала супруга. Это не грузовик столкнулся с моим «си-троеном», а ваш покорный слуга наехал на машину. Выбрал малолюдную улицу, но с прохожими — нужны были свидетели.
— Зачем инсценировали наезд?
— Чтобы подумали, будто на меня охотится ЧК! Все получилось естественно, правдоподобно.
— Рисковали, могло кончиться плачевно.
— Надо было смыть позорящее обвинение в двурушничестве. Надоело оправдываться, доказывать непричастность к сотрудничеству с вами. Потребовал созыва суда чести, но Надя нашла другой способ для оправдания, в данном случае инсценировку покушения. Теперь в штабе перестанут считать виновным в провале диверсантов при переходе границы, примутся жалеть, как жертву чекистов.
— Не исключайте, что сыщиков РОВС заинтересуют счета в банках на имя Скоблина и Плевицкой, происхождение поступающих денег, покупка загородного дома, автомашины, драгоценностей.
— Всем известно, что Надя — высокооплачиваемая актриса, может позволить себе приобретать любые украшения. Мои пенсион и довольствие скромнее, но все же немалые.
Ковальский словно пропустил довод ЕЖ-13 мимо ушей и снова предостерег:
— Извините за нравоучения, но отныне вам придется быть осмотрительнее. Центр советует умерить запросы, не делать дорогие покупки, воздержаться от поездок на курорты, одним словом, не привлекать к себе внимания.
— Супруга собиралась заменить на вилле мебель, теперь откажемся, — согласился Скоблин. — Не стану и приобретать новое авто взамен разбитого, будем довольствоваться такси. Кстати, откуда узнали о загородном доме, не из статьи ли господина Бурцева? Этот доморощенный Шерлок Холмс сует нос куда не следует, рано или поздно прищемят.
— Бурцева следует опасаться, не забывайте, что именно он разоблачил царских агентов Азефа, Малиновского, пробравшихся в руководство социал-демократов, выдавших охранке подпольные типографии, адреса явок. Ныне Владимир Львович издает газетенку и журнал, где с упорством ловит агентов ЧК, указывает на провокаторов и ищет следы Кутепова, обещает это нераскрытое дело довести до конца, найти виновного.
— Я знаком с Бурцевым довольно хорошо, имел с ним беседу, говорил и о коварстве чекистов, вряд ли он подозревает меня.
