— Он унаследовал миллионы?
— Точнее, тысячи, — поправил Скоблин. — Среди наших в Париже занимает весьма важное место — Москва его ценит: умен, находчив, сообразителен, заводит нужные знакомства, собирает сведения, главное, вне всяких подозрений у белой эмиграции.
И вот новая встреча, неожиданная и радостная.
«Здравствуйте, Сережа! Раз появились, значит, Центр в курсе моего ареста, суда! Могу теперь ничего не бояться! Спасибо, что пришли, тем самым поддерживаете! Пусть в Москве узнают, что «Фермерша» тверда, умеет хранить тайны!..»
Плевицкая не сводила взгляда с Третьякова, а тот, чуть подавшись вперед, смотрел на нее, словно желал, но не мог произнести успокаивающие, придающие сил, уверенности слова.
Надежда Васильевна невольно приосанилась, как делала перед нацеленными на нее фотокамерами или выходом на сцену.
«Через защитника передаст деньги, чтобы могла расплатиться с адвокатом, приобретать свежие продукты, всякую мелочь. Уже не буду чувствовать себя одинокой — обо мне не забыли!.. Дорого бы заплатила, чтобы поговорить, узнать, что с Колей».
Она убеждала себя, что следом за Третьяковым увидит другие родные лица, быть может, многолетнего курьера, связника Центра Ковальского.
«Напрасно считала, что брошена в беде! Раз Москва прислала на процесс Третьякова, значит, скоро вызволят из тюрьмы — то ли подкупят охрану и организуют побег, то ли придумают другой способ!..»
Забыв, что на процессе это неуместно, улыбнулась.
«Когда Коля рассказал, к какому древнему роду принадлежит «Иванов», кем был до революции, а потом в Сибири, что владеет домом в Париже, где квартирует штаб РОВС, — удивлению не было предела. Что могло привести его к работе на чекистов, как Москве удалось завербовать?..»
Плевицкая продолжала улыбаться и не знала, что Третьяков нарушил строгий закон конспирации: за появление без позволения на процессе ждал нагоняй Центра.
Плевицкая улыбалась и не догадывалась, что Третьяков не признается Центру в посещении суда, по-прежнему исправно будет отсылать на Лубянку освещающие суд над шпионкой ОГПУ — НКВД вырезки из газет, не давая комментариев.
Плевицкая была несказанно благодарна Третьякову за моральную поддержку: когда почти рядом верный товарищ, сподвижник, можно уже ничего не бояться. В перерыве с аппетитом съела обед, поправила прическу, подкрасила губы. Но когда вернулась в зал заседаний, Третьякова не увидела.
«Видно, очень спешил, может быть, на встречу с Ковальским — с отсутствием «Фермера» и «Фермерши» связь не прервалась…» — решила Надежда Васильевна.
Процесс продолжался.
Выступил нанятый РОВС адвокат Рибе, заявивший, что Плевицкая сознательно участвовала в шпионской деятельности, не муж руководил ею, а она им, попросил присяжных не верить слезам актрисы — им грош цена.
Предоставили слово адвокату семьи Миллер Стрельникову, который напомнил, что вдохновительница преступления не должна остаться безнаказанной.
Больше часа выступал защитник Филоненко, вновь попытался доказать невиновность своей клиентки, непричастность ее к пропаже двух генералов, поставил под сомнение все улики. Завершил речь обвинением Кусонского в устранении Скоблина, дабы освободить для себя место в штабе. Заявление взбудоражило публику, чего и добивался адвокат.
Многие вопросы на процессе не поднимались, другие остались без четкого ответа. Зачем советской разведке понадобилось похищать малоинициативного престарелого Миллера, который вскоре добровольно передал бы бразды правления более молодому, сам ушел на покой? Куда делся Скоблин, если сбежал от ареста, то кто этому помог? Откуда и от кого на банковский счет Скоблина поступали крупные суммы? Почему не сказано, на кого работали Плевицкая с мужем, на какое государство? Ни судью, ни прокурора все это не интересовало. Вершители правосудия не акцентировали внимание заседателей на явных оплошностях полиции и пограничной службы.
3
Первыми из-за отсутствия сенсаций заскучали репортеры, затем интерес к процессу потеряли зрители — происходящее в зале Дворца правосудия казалось переливанием из пустого в порожнее. Все ожидали «жареных» фактов, которые могли взбудоражить, заставили бы заговорить, но таковых не было. Скучая, журналисты слонялись по коридору.
Продолжался допрос уже не столь важных свидетелей. Давали показания консьержка, отставные генералы, ночные сторожа, сотрудники РОВС, случайные прохожие, полицейские. Лишь единицы сомневались в вине певицы, среди них вдова Кутепова, приславшая из Югославии в адрес процесса заявление:
Не берусь судить, виновата ли Плевицкая в похищении моего мужа, но они со Скоблиным в свое время приезжали в Ригу, где ругали деятельность, точнее, бездеятельность Миллера… Дружба моей семьи и семьи Скоблина исчисляется почти двумя десятилетиями, проверена, причины вражды актрисы к моему супругу не вижу, ее просто не было…
Суд проигнорировал письмо Лидии Кутеповой. Прокурор заявил, что ему безразличны мотивы преступления, важен сам факт совершения похищения.
— Сообщница Скоблина несет полную ответственность перед законом! Требую для госпожи Плевицкой пожизненного заключения.
Заявление ошеломило не только Надежду Васильевну, но и публику в зале. Все умолкли, возникла тишина, которая зовется «гробовой» или «могильной».
Плевицкая лишилась дара речи, когда о чем-то спросили, не прореагировала. Уставилась в одну точку, как делала в камере. Стоило адвокату наклониться, тронуть за руку, встрепенулась.
— Вам предоставлено последнее слово! Не волнуйтесь!
Плевицкая медленно поднялась. Поправила упавшую на лоб прядь и тихо, без дрожи в голосе произнесла:
— Видит Бог на небесах, что я не виновата! Господь — свидетель всему и может подтвердить, что никогда и никому не только не делала зла, но и не желала, всю себя без остатка отдавала вокалу и мужу!
Опустилась на скамью, снова стала безразличной ко всему. Судья с присяжными покинули зал. Защитник не отходил от Плевицкой, просил не отчаиваться, надеяться на лучшее, обещал при любом приговоре подать кассационную жалобу.
Наконец судья с заседателями вернулись, заняли свои места, и зал тотчас наполнился публикой.
Плевицкая смотрела в пространство. Не могла забыть слов прокурора, с жаром доказывавшего, что Плевицкая с мужем сознательно участвовали в шпионской деятельности, за что получали немалые деньги:
— Не верьте ее слезам, ее простодушной наивности! Перед вами не обделенная талантом актриса, ей ничего не стоит сыграть наивность, беззащитность. Не надо забывать о страданиях сотен тысяч русских в Европе, Америке, Азии, которых подсудимая предавала и продавала! Выразим презрение корыстному предательству!
В зале многие склонялись к мнению, что женщине в летах, известной в артистическом мире, вынесут мягкий приговор.
Присяжным предложили ответить на ряд вопросов:
