Слишком мало сказано о роли чекистов. Я видел грандиозные сооружения-шлюзы, дамбы и новый водный путь. Меня больше всего поразили люди, которые там работали и организовали эту работу. Я видел воров и бандитов, ныне ударников, которые заговорили человеческим языком, призывая товарищей по работе брать с них пример.
Мне не приходилось раньше видеть ГПУ в роли воспитателя. То, что я увидел, было для меня чрезвычайно радостно.
Авторы книги умолчали, что канал возведен на костях строителей, не упомянули о встречах с зеками — бывшими руководителями, комбригами, профессорами, академиками, творческой интеллигенцией, которые трудились до изнеможения. Ягода ходил гоголем среди делегатов, наблюдая, с каким интересом рассматривают его творение, красовался новеньким орденом Ленина…
Перерыв в судебном заседании затягивался.
Ягода смежил веки, стал вспоминать приятное, вроде получения специального звания, лучшей в поселке дачи, что грело душу, помогало забыть, где находится. Картины прошлого неожиданно затмил Ежов, в его бытность заведующий административными органами ЦК, беспардонно вмешивающийся в дела Наркомвнудела, подрывающий авторитет главы органов, дискредитирующий его в глазах вождя, что привело к унизительному переводу в непрестижный Наркомат связи.
Пожалел, что прилюдно не вступил в спор с Вышинским, когда тот назвал приверженцем троцкизма.
«Относительно недавно Леву (точнее, Лейба) Троцкого ставили рядом с именем Ильича, также называли вождем, сейчас считается исчадием ада, лично мне испортил немало крови, заставил выслушать разносы Хозяина за неспособность расправиться с удравшим в далекую Мексику. Между прочим, троцкистами называли себя Дзержинский, член Политбюро Александр Андреев. Приверженцами Троцкого были более двадцати тысяч коммунистов, когда это узнал Сталин, в сердцах сломал карандаш, запустил им в стену, трехэтажно выругался…»
Из прошлого вернулся к действительности. Скосил глаза на сидящего неподалеку Рыкова, который был занят составлением тезисов своего выступления — Генрих Григорьевич позавидовал нервам Алексея Ивановича. Перевел взгляд на дремлющего Чернова — недавний народный комиссар земледелия также был спокоен, словно находился на скучном профсоюзном собрании.
«Где черпают силы, отчего крепки нервы? Видимо, в отличие от меня спят без задних ног, как насытившиеся материнским молоком младенцы. На кон поставлены наши жизни, а они и в ус не дуют».
Дверь отворилась, на пороге вырос Вышинский. Устремил тяжелый под очками взгляд на подсудимых.
— Извольте ознакомиться со свежей прессой. Все газеты пишут о процессе. Считаю, что вам весьма полезно узнать, как трудовой народ оценивает предательство, требует строго наказать подлых преступников, посмевших устроить заговор против своего народа, социалистического Отечества.
Прокурор пропал так же неожиданно, как и появился.
Подсудимые с жадностью набросились на газеты, Ягоде досталась «Правда». Всю первую полосу занимал отчет о проходящем процессе, снимки сидящих на сцене Дома Союзов членов коллегии, многочисленные отклики представителей различных слоев населения, в том числе известных каждому, горячо любимых артистов кино, театра, писателей, героев безпересадочных перелетов, дрейфа на льдине полюса. Письма в редакцию поступали из разных концов страны, даже из далеких аулов, стойбищ, в каждом звучало требование строго, без жалости наказать отщепенцев, перерожденцев, пособников империалистов, фашистов, кровавых убийц. Написавшие в редакцию клеймили врагов, навешивали на них ярлыки один страшнее другого. Многие слова, даже целые фразы, повторялись, словно их писали под диктовку. В дружный хор обличителей включились Шолохов, Симонов, Пастернак и другие литераторы, артисты, ученые. Отклики завершал перевод поэмы народного сказителя Джамбула Джабаева, восхваляющего непримиримого к преступникам нового главу НКВД:
Раскрыта змеиная вражья порода
Глазами Ежова, глазами народа.
Всех змей ядовитых Ежов подстерег
И выкурил гадов из нор и берлог.
Разгромлена вся скорпионья порода
Руками Ежова, руками народа!
Кто барсов отважней и зорче орлов?
Любимец страны зоркоглазый Ежов!
«Прежде с орлами и барсами сравнивали одного Сталина. Быстро же занявший мое место на Лубянке стал всенародным любимцем, героем поэм! — Губы Ягоды собрались в кривую улыбку, точнее, гримасу. — Когда я стоял у руля наркомата, мои портреты появлялись в газетах рядом со Сталиным. А вот стихов про меня никто не удосужился сочинить».
Одна из газет опубликовала сочиненное киевской школьницей:
Трижды презренные, мерзкие гады
Смертью посмели кому-то грозить.
Нет! Не дождетесь вы больше пощады,
Суд вам один — как собак раздавить!
«Зачем давить бедных собак, они ни в чем не виноваты, четвероногие издавно считаются друзьями человека. Понятно, когда спешат продемонстрировать лояльность к власти работники культуры, науки — каждый дрожит за собственную шкуру, но как подобные слова пришли на ум школьнице, неискушенной в политике? По всему видно, ее рукой водили взрослые».
Среди публикаций выделялся рисунок карикатуриста Бориса Ефимова, брата публициста, фельетониста, академика, депутата Верховного Совета СССР Михаила Кольцова
[38]. Художник изобразил нового наркома НКВД в шинели с маршальскими звездами в петлицах, портупеей, крепко сжимающего в «ежовых рукавицах» клубок змей с человеческими лицами, где одно принадлежало Ягоде.
«На снимках Ежова сильно омолодили, убрали морщины, мешки под глазами. Снимали до пояса, чтоб не был заметен карликовый рост, из-за которого он ходит в обуви с высокими каблуками».
Стихи о Ежове того же акына напечатала и «Комсомольская правда».
Великого Сталина пламенный зов
Услышал всем сердцем, всей кровью Ежов.
Враги ликовали, неся нам оковы,
Но звери попали в капканы Ежова.
Спасибо, Ежов, что, тревогу будя,
Стоишь ты на страже страны и вождя!
«Ошибся азиатский сказитель — наш карлик не охраняет страну, заботится лишь о Хозяине, на всех других ему наплевать с высокой колокольни…»
Размышления нарушил Рыков, предложивший поменяться газетами. Ягода протянул свою, взамен получил «Труд», где о процессе говорилось теми же знакомыми словами, которые только что прочитал.
16
— Подсудимый Бухарин!
Ягода напрягся, внутренне собрался.
«Сейчас члены суда и Вышинский, а по стенограмме заседания и вождь, станут свидетелями моего триумфа. Увидят и услышат, как профессионал работал с арестованным, без применения силы сломал его, сделал мягким, точно воск, убедил безоговорочно признать предъявленные обвинения. Сейчас в зале услышат кающегося грешника. Жаль, что кроме прокурора никто не узнает, кто вывернул наизнанку главного обвиняемого, любимца Ленина, уговорил пролить слезы раскаяния, бить себя кулаками в грудь, молить о снисхождении».
