Лондон вяло касается моей ладони, а при упоминании о Лос-Анджелесе мы вчетвером погружаемся в молчание. Эта тишина говорит, что они закончили надо мной издеваться. Но раз все остаются на своих местах, мне понятно, что они никуда не уйдут, пока наконец не услышат подробности.
Поэтому я рассказываю, что могу.
Рассказываю, как я его рисовала и как после этого ослабла напряженность. Что мои чувства начали расти в геометрической прогрессии, едва я их просто признала. Выкладываю о том вечере обнимашек у него дома, о вечеринке в Лос-Анджелесе и о баре после нее. Об откровенном признании Оливера, что он в меня влюблен.
Давление у меня внутри так сильно нарастает, что трудно сделать глубокий вдох.
Харлоу прижимает руку к своей груди:
– Он так и сказал?
Я киваю, покусывая ноготь:
– Так и сказал.
– И не занялась с ним сексом в ту же ночь? – уточняет Миа.
– Тем более в отеле, – добавляет Харлоу в ужасе от моей упущенной возможности.
Это становится уже чересчур, я чувствую, как сильно сказалась на моей жизни эта многомесячная тоска по Оливеру.
– Это слишком важно для меня. – И мои глаза неожиданно наполняются слезами.
Оттолкнув удивленную Харлоу, я несусь в ванную и закрываю за собой дверь.
– Что… – Я слышу, как говорит Лондон.
А Харлоу тихо бормочет:
– Понятно.
Я слышу ее тихий стук в дверь, пока ополаскиваю лицо прохладной водой и вытираю мягким полотенцем.
Дыши.
Это просто все и сразу, – говорю я себе. – Дыши.
– Лола?
– Просто дай мне пару минут.
Не знаю, откуда у меня этот мрачный страх. Кровь то холодная от ужаса, то горячая от восторга. Это чередование просто сводит с ума. Все хорошо. Мы в порядке. Тогда почему у меня такое чувство, будто я в руке пытаюсь удержать ураган?
Я расчесываю волосы и снова собираю их в аккуратный хвост. Подкрашиваюсь. Уставившись на себя, я стараюсь не волноваться, что отражающаяся в зеркале женщина непременно все испортит.
– Лола, – шепчет Харлоу через дверь. – Лола, это ничего, что ощущается так интенсивно. Оливер никуда не денется.
* * *
Машина останавливается у Four Seasons в Беверли-Хиллз, водитель достает из багажника мою скромную небольшую сумку и любезно улыбается, когда я ему оставляю в качестве чаевых единственную жалкую десятку, что была у меня из наличных.
Я вздрагиваю, когда посыльный одновременно со мной тянется к сумке, после чего мы оба хором извиняемся. Его улыбка сочувственная, и он кивает в сторону роскошного входа в отель. Должно быть, я выгляжу, будто коматозник: толком не выспавшаяся предыдущей ночью, я дрыхла, как насосавшийся молока младенец, всю дорогу от Сан-Диего. Но даже с приходом сумерек и наличием манящей кровати в моем номере, к сожалению, я знаю, что буду на ногах еще несколько часов.
Номер уже оплачен, и с ключом в руке я поднимаюсь наверх. Роскошный люкс оформлен в нейтральных тонах с яркими цветами в вазе на столе. Огромная двуспальная кровать занимает максимум пространства спальни, а сквозь приоткрытые французские двери, ведущие на балкон, виден горизонт Лос-Анджелеса.
Он очень красивый, а грядущие дни обещают быть захватывающими, но у меня сосет под ложечкой. Как бы отчаянно это ни звучало, но мне не нравится идея несколько дней быть вдали от Оливера. У нас все только началось, и еще не время даже для коротких расставаний.
Беру телефон, чтобы ему позвонить, и вижу два пропущенных звонка от моего редактора, три от Бенни и один от Оливера.
Первым я прослушиваю сообщение Оливера, пока иду в ванную, попутно раздеваясь. Мне нужны душ, еда в номер и полноценный сон.
«Привет, лапочка. Уже соскучился. Надеюсь, дорога была легкой. Сегодня собираюсь поужинать с нашими. Тебя там будет не хватать. Позже тоже. – Он понижает голос: – Не хочу сегодня спать один в своей постели. Хочу там тебя и верхом на мне. Лола. Я спятил. Позвони, когда приедешь, и мы с тобой поиграем. Я люблю тебя».
Я слушаю запись снова и снова, пока не включаю воду и с улыбкой не вспоминаю каждое его прикосновение, забыв о других сообщениях, мигающих красным на экране телефона.
* * *
Машина забирает меня у входа в отель на следующий день в девять утра, и по дороге через центр Лос-Анджелеса я глазею в окно. Вчера после душа я перезвонила Оливеру, и мы разговаривали три часа, пока не охрипли от усталости. Внезапно мне хочется иметь его и наше фото, чтобы смотреть на него вместо однообразия зданий, тротуаров и габаритных огней машин впереди.
Но когда я достаю телефон, чтобы посмотреть, какие у меня вообще есть фотки, на экране мигает уведомление еще об одном звонке Бенни.
– Блин, – выдыхаю я, большим пальцем чувствуя, что телефон был поставлен на беззвучный режим с момента приезда из Сан-Диего. – Блин, блинский блин!
Я забыла, что он звонил. И даже не прослушала его сообщения.
«Лола, это Бенни, перезвони».
«Лола, милая, я только что разговаривал с Эриком. Он ждет, когда ему пришлешь рукопись».
Мой редактор? Что?
«Привет, Лола, это Эрик. Набери мне. Как успехи с “Майским Жуком”?» Нужно вычитать, что уже есть, и обсудить, понадобится ли тебе дополнительное время».
– Дополнительное время? – вслух повторяю я. Водитель тут же смотрит на меня в зеркало заднего вида. А я трясущимися руками открываю приложение с календарем. Я не могла перепутать сроки.
Просто невозможно, чтобы я перепутала сроки.
Ищу и быстро моргаю. Я вроде бы знаю о сроках по книге на следующей неделе. Все время себе напоминаю, что пора доделать, но в календаре ничего нет. Прокручиваю вперед на одну неделю, две, три… Ничего. Пролистываю назад эту неделю, предыдущую. Тоже ничего.
Водитель подъезжает к офисам студии, и, рассеянно поблагодарив, я выхожу из машины. Руки становятся влажными от пота. Со страхом где-то в животе открываю календарь на две недели назад. С пометкой на среду там красуются слова:
Сдать «Майского Жука» Эрику.
Это было две недели назад.
У меня готово всего семнадцать панно для следующей книги, а срок сдачи был две недели назад. Теперь я понимаю, почему Эрик писал мне на почту, как обычно, перепроверяя. И теперь понятно, почему Бенни нервничал, говоря о книге как о своей собственной. Никогда в жизни я не запарывала дедлайны – даже такие незначительные, как домашние задания по математике.
Я выбегаю из здания и хотя понимаю, что опаздываю на встречу с Остином и Лэнгдоном, больше ждать не могу. Бенни на мой звонок не отвечает, и я оставляю ему бессвязное сообщение, истерически пытаясь объяснить произошедшее: что я внесла уведомление в календарь и почему-то запомнила, что это будет в марте, а не в феврале, и пусть он позвонит Эрику и все объяснит, и пожалуйста, пусть скажет, что мне нужно еще время, и я никогда больше о таком не попрошу, и все это полностью моя вина.
