– Так, ладно. – От его молчания мой голос звучит неуверенно. – Сегодняшний вечер отстойный.
– Есть немного, – вежливо соглашается он со мной, и от меня не ускользает, как он стремительно скользнул взглядом по моему лицу вниз к губам.
Да, я хочу, хочу, хочу.
– Мне очень, очень жаль, – говорю я. – Знаю, это тяжело…
Оливер пожимает плечами и снова кивает. Я внутренне издаю стон. Господи, до чего же больно. Пытаюсь сформулировать мысль, но не знаю как, что хочу попытаться сбалансировать эти два состояния – быть его возлюбленной и не снижать скорость своей работы. Кажется, невозможно найти слова для всего этого, когда он рядом, а я даже не могу к нему прикоснуться.
Наконец я прерываю молчание:
– Вчера я заходила в магазин увидеться с тобой.
Он слегка напрягается:
– Правда?
– Ты ходил ужинать с Эллисон?
Он потирает подбородок и, похоже, не удивлен моим вопросом:
– Да.
На панно изображена лужица слез, очертаниями похожая на девушку.
Глаза начинает жечь.
– Это… – Черт, я смотрю в сторону и чувствую, как слабею. – Это было свидание?
Когда я поднимаю голову, то встречаюсь с его безучастным взглядом.
– Или… – я начинаю по новой, – я имею в виду, это именно то, чем ты сейчас занят?
– Занят ли я Эллисон? – резко переспрашивает он. – Ты это серьезно, Лола?
– Не знаю, было ли это свидание, и не уверена, имею ли я право спрашивать.
– Не имеешь.
– Знаю, – быстро соглашаюсь я. – Но меня убивает мысль о вас двоих вместе.
Он ничего не отвечает, крепко сжимает челюсти, а у меня в голове мертвая тишина.
В ответ на мое потрясенное молчание он рычит:
– А разве не это я должен делать? Постараться скоротать время, ожидая, когда ты нажмешь на play?
Он по-прежнему не ответил на мой вопрос. Я понимаю, ему больно. И это я причинила ему боль и сейчас воочию вижу результат. Но я никогда раньше не видела резкого и саркастичного Оливера. Я так сильно ненавижу себя, но и его немного ненавижу тоже, потому что это кажется изменой, даже если это я сама его попросила.
Чувствую, как в груди все сжимается сильнее и сильнее, пока мне не становится трудно дышать, а в горле начинает жечь от накатывающих слез. Я киваю и пытаюсь улыбнуться, но мое лицо искажается, и я отворачиваюсь, пока он не увидел.
Торопливо иду по коридору в женский туалет, глотая рыдания, но позади слышу его быстрые шаги, после чего рука Оливера обнимает меня за плечи.
– Черт, нет. Лола, не уходи. Я дурак.
Я не поворачиваюсь к нему лицом и лихорадочно вытираю щеки. Это так унизительно. Терпеть не могу плакать в одиночку, но при свидетелях еще больше. Я будто попала под дождь: в один миг лицо было сухим, в следующий – захлебываюсь слезами.
– Ты не дурак. Это все я, – говорю я, и по моему голосу понятно, что я плачу. – Я так боялась все испортить с книгами, что в итоге испортила с нами.
Он мягко поворачивает меня к себе, я смотрю на него и представляю его в своей комнате, снимающего с меня одежду вместе с этим помешательством и возвращающего нам нас.
– Я не целовал ее, – качает головой он. – Мы поужинали, но я не позволил произойти ничему большему. – Я киваю и сдерживаю облегченный всхлип. – Но ты ожидаешь от меня не пытаться двигаться дальше? – тихо спрашивает он. – Ты предложила мне просто сидеть сложа руки, пока сама без меня налаживаешь свою жизнь. Это чудовищная просьба, Лола.
Я кладу ладонь ему на грудь, и слова вылетают из меня беспорядочным месивом:
– Не думаю, что мы думаем об одном и том же. Не думаю, что я имела в виду и то, что ты думал. Я имела в виду… Это одно и то же. И с моими словами то же самое. И прости меня.
Он слегка отодвигается от меня:
– Мне не верится, что этот разрыв был просто из-за недопонимания. Ты говорила довольно ясно.
– Я хочу поговорить об этом. – Пытаюсь достучаться до него. Пытаюсь хоть как-то упорядочить свои мысли, но тут так громко, плюс я чувствую, как все наши смотрят на нас. – Не здесь. Может, позже?
Он кивает и смотрит на мой рот. Потом вместо этого начинает мотать головой и говорит:
– Я не знаю, Лола. Не знаю. Творится полная херня.
От паники у меня пересыхает в горле:
– Я не хочу, чтобы все закончилось, и…
Оливер останавливает меня мягким «ш-ш-ш» – и протягивает руку, чтобы заправить мне прядь волос за ухо. Смотрит на свою руку, которая движется сама по себе, после чего безвольно роняет ее.
Где-то в глубине моей груди мое сердце грохочет, не переставая. Знаю, это никогда не прекратится. Мы не можем прокрутить стрелки часов назад или остановить время.
– Я скучаю по тебе, – произношу я.
Он улыбается, глядя в пол, взгляд его голубых глаз такой нежный.
– Я тоже скучаю по тебе, Сладкая Лола.
Я чувствую смесь отчаяния и облегчения. Когда он называет меня Сладкой Лолой, я задумываюсь, если ли шанс у нашей дружбы после всего этого и чем это будет – счастьем или пыткой.
– Я думала, ты скажешь, что поцеловал Хард-Рок Эллисон.
Оливер слегка морщится, так мило и грустно одновременно.
– Я не стал бы это делать. Я не чувствую по отношению к ней ничего такого. – Он потирает свою щеку и смотрит в сторону. – Я злился и просто хотел отвлечься, но не предал бы собственные чувства. – Он издает невеселый смешок:
– Твоя любовь клеймом выжжена в моем мозгу; и твои поцелуи – по-прежнему единственные, чего я хочу.
Под весом моих чувств у меня внутри что-то переворачивается, и прежде чем я соображаю, что говорю, выпаливаю:
– Хочешь, я приеду сегодня к тебе?
Оливер на мгновение закрывает глаза и пытается улыбнуться, но у него ничего не выходит:
– Не думаю, что…
О господи! Внутри все плавится от ужаса.
– Вот черт, забудь. Конечно же, не хочешь.
Оливер отступает на шаг и беспомощно оглядывается вокруг, после чего потирает лицо и снова поворачивается ко мне.
– Не играй со мной. – Он изучающе смотрит на меня. – Прошу тебя. Я по глазам вижу, что у тебя в голове по-прежнему неразбериха. Еще вижу, что тебе на самом деле не нравится, что ты сделала. Просто… Несколько дней спустя кажется слишком поздно прийти вот так ко мне с неясными чувствами и паникой наперевес. И я ничего не могу с собой поделать, но все же считаю, это из-за того, что ты услышала об Эллисон.
– Нет, Оливер, это не…
