Поппи уложила бабушку спать, вымыла посуду, быстренько приняла душ, налила в миску Черчилля воды и на цыпочках поднялась в свою комнату. Она сунула руку под подушку, проверяя, на месте ли мамин набор портновских мелков. Один из них – красный – разломился на две части. Поппи внезапно захотелось это исправить, склеить их вместе, чтобы мелок снова стал целым. Но клей и мелки вместе не уживаются. Прямо как бабушка и папа.
– Ты придаёшь вещам слишком большое значение, – сказал однажды папа, когда они вместе убирали дом. Он вытряхнул ящик с мамиными журналами «National Geographic» в мусорный мешок. – Это просто вещи. Они ничего не значат. И потом, они будут только пылиться. Мама бы хотела, чтобы мы от них избавились.
«Мама бы этого не хотела», – мысленно буркнула Поппи.
Раньше они с папой по воскресеньям выбирали каждый по номеру журнала и читали их вместе днём в гостиной. Ещё двенадцать месяцев назад у папы бы и мысли не возникло их выбросить. Папа всегда смачивал кончиком языка палец и осторожно, почтительно переворачивал каждую страницу. А затем мамы не стало.
Поппи накрылась вторым одеялом и заснула с коробкой мелков в руках. Ей приснился странный сон.
…Она стояла в приёмной в больнице. Только на самом деле это была вовсе не приёмная, а вагон поезда, а вместо раздвижных дверей в тамбур был вход в отделение. Та дама, исчезнувшая в поезде, стояла в дверях, перегородив руками проход. Поппи не могла разглядеть, что позади неё. Поппи не могла говорить. Она хотела закричать на даму, но её нижняя челюсть отяжелела и не слушалась. Папа тоже был здесь. Поппи слышала его голос.
– Забери её сердце, – сказал он медсестре с фиолетовой прядью. Поппи видела её в больнице, где лежала бабушка. – Забери её сердце.
Дама в проходе повернулась к Поппи и улыбнулась, показав белые зубы. Один за другим предметы в комнате начали бледнеть.
– Её сердце, – сказала дама, смотря прямо на Поппи. – Забери её сердце…
Поппи проснулась в холодном поту. Она не выключала отопление на ночь, но в комнате царил холод. Грудь будто что-то сдавило. Окно было открыто, и створка слегка покачивалась на ветру.
Что-то стояло на подоконнике. Что-то высокое. Что-то колышущееся. Что-то тяжело дышащее.
Поппи не могла пошевелиться. Зубы будто сжало скобами.
– Её сердце, – прошептала высокая тень. – Забери её сердце.
В комоде что-то застучало. Звук нарастал, пока с финальным бам! дверца не распахнулась. Изнутри вылетела шкатулка с костяным гребнем и опустилась на ладонь тени. Поппи впервые разглядела её пальцы – большие, деревянные, с механическими на вид суставами.
– Забери её сердце! Забери его! – прошипел другой голос позади тени.
Поппи не чувствовала своего тела, будто кто-то перерезал провода, соединяющие руки и ноги с головой. Высокая фигура шагнула с подоконника и, постукивая деревянными ступнями, направилась к ней. Поппи откуда-то знала, что в её комнате находится нечто очень древнее.
Каким-то чудом девочке удалось высвободить руку, и она бросила в чёрный силуэт первую попавшуюся вещь: набор портновских мелков. Коробка с гулким стуком ударилась о голову существа, и маленькие треугольные мелки посыпались на пол. Тень завизжала и вскочила назад на подоконник.
Кто-то громко забарабанил по входной двери.
Поппи в ужасе смотрела, как с неба спустилось нечто вроде широкой корзины и зависло за её окном. Высокая тень запрыгнула в неё, будто кошка, и корзина исчезла. Поппи бросилась к окну, порыв ветра охладил её потный лоб. Секунду она ничего не видела, затем на фоне белых облаков пронеслась тень в виде корзины и исчезла в направлении чёрной массы Загадочного леса.
Снизу донёсся бабушкин голос. Открылась и закрылась дверь, и бабушка сказала кому-то сесть у камина. Поппи захлопнула окно и задвинула обе задвижки. Надев халат, она покрепче запахнула его и поспешила вниз.
Рядом с камином с синими от холода руками и лицом стоял Эразмус. На нём была слишком большая для него мужская пижама, а вокруг шеи обернут наподобие дурацкого шарфа тонкий спальный мешок.
Мальчик не двигался, но его взгляд метнулся в сторону Поппи. Она знала, что в чрезвычайных ситуациях очень важно поступать осмысленно.
– Я приготовлю тебе грелку и чай, – твёрдо сказала она.
– М-м-можно мне горячего шоколада? – стуча зубами, спросил Эразмус.
Даже вырывающийся из носика чайника пар не мог прогнать ледяной холод, сковавший спину Поппи. Она была благодарна Эразмусу, что он так вовремя пришёл. Может, это он спугнул ту штуку.
Толкнув дверь плечом, Поппи принесла поднос с грелкой, кружку горячего шоколада с ложкой растаявшего зефира и тост с горками масла и джема. Девочка поставила поднос, и бабушка поманила её из коридора.
– У его мамы была поздняя смена, – зашептала она. – Она работает в пабе, но до сих пор не пришла домой. Между нами говоря, я слышала, она часто так делает. Свет и газ у них по предоплате, и она, судя по всему, забыла заплатить. Бедняжка был один дома и едва не замёрз. А в Пене нужно быть крайне осторожным. Зима сюда приходит рано, лето – поздно, а осень и весна подчас обрушиваются нам на головы одновременно! – Бабушка вздохнула и хихикнула: – Цветы цветут, пока листья опадают.
Поппи кольнуло чувство вины.
– Думаю, ему придётся остаться на ночь, – продолжила бабушка. – Здесь хотя бы жарко, как в печке.
– Ты не против? – спросила Поппи. Она не знала, как сформулировать, и сказала лишь: – Ему нужно, чтобы люди были к нему добры.
– Конечно, не против, дорогая, – улыбнулась бабушка, её морщинистые глаза блеснули в полумраке. Она коснулась щеки Поппи. – Ты так похожа на свою мать, что меня это пугает.
Бабушка помогла Поппи расстелить в гостиной перед камином надувной матрас, после чего ушла спать, оставив её с Эразмусом и Черчиллем, который к тому моменту тоже проснулся.
Поппи не хотелось говорить о случившемся в школе, да и Эразмусу, должно быть, тоже. Как только дверь в спальню бабушки закрылась, она тихим голосом поведала ему обо всём, что произошло в её комнате. Эразмус ошеломлённо молчал и хрустел тостом. Поппи есть не хотелось. Она рассказала ему о зашедшей через окно тени, о гребне, мелках и странном, напоминающем корзину, объекте, на котором то существо улетело.
– Всё как в стихотворении! – вытаращился Эразмус, выронив изо рта кусочек тоста. Черчилль бросился подбирать с пола крошки. – «Летят они на фоне звёзд в корзине для белья, и если сядут на твой хвост, судьба предрешена».
У него задёргался глаз.
– Но моя судьба не была предрешена, – тихо возразила Поппи. При воспоминании о нависшей высокой тени её всю передернуло.
– Но почему они пришли именно сейчас? И как попали внутрь, раньше же ты была в безопасности? Что-то должно было измениться, Поппи.
