– Умно, умно, умно! – заулыбалась Хэтти.
В этот момент Элиза наконец осознала случившееся. Она перевела взгляд со своей руки на прищепку на пальце Поппи.
– Это мой палец! – завизжала она. – У этой маленькой негодницы мой палец!
– Я не сразу это поняла. – Поппи навела палец, будто это было дуло пистолета, на разбросанные по всей комнате бельевые прищепки. – Я даже умудрилась один раз взорвать им крысу.
– Кто объяснил тебе, что это такое? – с искренним интересом в голосе спросила Хэтти.
– Клария, – гордо ответила Поппи.
– Она врёт! – закричала Элиза, но Хэтти её остановила.
– Ты совершаешь ту же самую ошибку, что твоя мать, – улыбнулась она. – Она думала, что может нас остановить, но как же сильно она ошибалась. Мы нашли её, и это мы положили конец её истории. Мы раздавили её как букашку. Но ты до сих пор слышишь её сердце, не так ли, малышка? Ты слышишь его, когда спишь, слышишь его, когда мечтаешь, слышишь его, когда бодрствуешь…
Поппи приказала себе не слушать ядовитые слова этого древнего существа. Она задержала дыхание, говоря себе, что не станет прислушиваться к настойчивому стуку своего сердца. Или маминого сердца.
Из угла донёсся стон. Слегка подкопчённая Бонхильда с трудом поднялась на ноги. Вдоль её лица тянулась опалённая прореха – именно туда попал заряд из пальца Поппи, – и сквозь щель проглядывал злой глаз, такой же синий, как синильный порошок. Бонхильда захихикала и, сунув палец в дырку, содрала шёлковую маску.
Нежная ткань порхнула на пол, открыв истинную сущность Бонхильды. Её голова была вся в бородавках и почти полностью лысой, не считая нескольких кудрявых прядей. Из сморщенного рта торчали длинные, потрескавшиеся зубы. При виде её рук, иссушенных до состояния древесины, Поппи замутило. Все пальцы на кончиках расщепились, напоминая бельевые прищепки, из-за чего казалось, что у Бонхильды не десять пальцев, а целых двадцать.
Она глухо хохотнула и направилась к Поппи. И голос её изменился. Он стал древним и хриплым, будто её ударили в живот и одновременно с этим она рыгнула.
– Я съем твоё сердце, – ухмыльнулась Бонхильда.
– Я убью тебя раньше, – прошептала Поппи и закусила губу.
Страха не было. Одна лишь злость. Она заполонила каждую клеточку тела Поппи, вытеснив всё, кроме глубокой удушающей ненависти, что с диким рёвом неслась по венам.
– О! – недовольно фыркнула Бонхильда. – А ты маленький колючий ёжик, как я погляжу!
– Веди себя прилично, сестра, – укорила её Хэтти, после чего повернулась к Поппи. – И как же мисс Поппи Слаб собирается нас убить? У неё магии всего на один палец, а у нас её по самые макушки наших лысых голов.
Поппи не думала об этом. Её мысли затмила красная ярость.
– Останови пишущую машинку, – твёрдо сказала она, кивнув Элизе, – и я отдам твой палец.
Элиза с готовностью подскочила к машинке.
– Нет! – взревела Хэтти, заставив её отпрыгнуть назад.
Хэтти завела руки себе за голову и начала рвать прячущийся на затылке шов. Элиза последовала её примеру. Их шёлковые личины упали на пол, явив расщепленные пальцы и пронзительные глаза.
Поппи была окружена.
Она быстро сунула руку в карман, выхватила портновский мелок и очертила вокруг себя круг.
– Очень умно, – признала Хэтти. – Но ты не сможешь оставаться там вечно.
Она подошла к пишущей машинке и подкрутила ручку сбоку. Что-то звякнуло, и машинка запечатала быстрее, и её резиновый вал натужно заскрипел.
Поппи направила палец-прищепку на машинку и представила, будто посылает в него энергию из своего сердца, как в прошлый раз. Палец на секунду засветился, словно уголёк, но тут же погас.
– Тебе придётся посильнее ухнуть, если хочешь творить магию, – захихикала Хэтти. – Можешь смотреть из своей ловушки, как мы опустошим твоих друзей подчистую.
Поппи опять нащупала мелок. Должно быть, в какой-то момент она сжала пальцы слишком сильно, потому что он раскрошился.
– Элиза, – приказала Хэтти, – открой заслонку, у нас по плану пролёт над Северной Загадочной. Образцы с той улицы будут отлично сочетаться с этими.
Элиза послушно побежала к рычагу и с трудом его опустила.
Сверху донёсся металлический перестук, и часть потолка-купола над корзиной отодвинулась вбок, как в обсерватории.
– Ах! – довольно вздохнула Хэтти. – Ночное небо всегда подстёгивает магию!
Она указала на пишущую машинку, которая начала печатать другие слова. Разум Эразмуса слабел. Мысли покидали его.
Сердце Поппи ухнуло в пятки. Обуревающая её злость отступила. От тревоги лоб сморщился, а пальцы задрожали. Поппи была в ловушке, и что хуже всего – она сама себя в неё вогнала. Зачем она только очертила вокруг себя этот глупый круг! Хорошо хоть, что Эразмус спал и ничего не видел. Он бы загрузил её как минимум десятью геометрическими причинами, почему круг – это наихудший выбор, какой только можно было сделать.
Хэтти сняла с полки очки и, подвинув к пишущей машинке стул, зачитала:
– «Если бы в эту тяжёлую минуту я смог дать моему дорогому мистеру Заднице совет, я бы сказал следующее. Помни, что хотя у лис прекрасный слух, так что и трубки не нужны, и у них припасено много трюков, а у маленького ёжика трюк всего один, но зато он владеет им как никто другой».
Хэтти нахмурилась.
– Что это значит? – спросила Элиза, поглаживая волосы Митси.
Растопырив пальцы, из-за чего она стала похожа на гигантского паука, Хэтти закрутилась на месте.
Её слуховая трубка была в руках Поппи.
Поппи насыпала в неё раскрошившийся мел, зарядив трубку как мушкет, и глубоко вдохнула, отсчитывая каждое биение сердца:
«Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять».
– Это значит, что вы связались не с тем ёжиком, – прошептала Поппи.
И изо всех сил дунула в трубку, породив небольшой меловой вихрь.
Подобно опускающемуся на долину туману, крошки мела покрыли все бородавки и выемки на телах Щеппов. Они облепили их расщепленные пальцы и редкие пряди волос. Лица существ скривились в агонии. Раздалось громкое шипение, как от льющейся в горячий ковшик холодной воды, и Щеппы разлетелись в разные стороны, будто их ударило электрическим током.
Поппи не знала, сколько у неё было времени, пока Щеппы не придут в себя, поэтому она не стала медлить. Сдвинуть Митси, как она и ожидала, оказалось куда легче, чем Эразмуса. Она запыхалась, пока стягивала их неподвижные тела со стола и оттаскивала к дверям, но нужно было торопиться.
Взяв с края стола вазу с синильным порошком, она тщательно обсыпала им глаза сестёр. Затем вынула из нагрудного кармана пластиковый контейнер, осторожно открыла его и вынула всё ещё светящийся сахарный кубик.
