Она осторожно высвободила руки из паутины и вытерла их о ночную рубашку. Между нитями высунулась лапка одного из обитателей паутины и благодарно помахала.
Поппи услышала, как Черчилль громко хрюкнул во сне со своего места у камина. Может, ему что-то снилось? Бабушка говорила, что свиньи видят сны, точно так же как люди.
Бам! Бам! Бам!
Девочка выглянула из-за двери и посмотрела вниз лестницы. Кто-то барабанил по входной двери. Из-за угла показался Черчилль и начал с подозрением обнюхивать порог. Поппи прислушалась: бабушка, должно быть, спала. После хереса её сон всегда был крепче.
Сердце Поппи закружилось в вальсе.
Стук возобновился. Поппи медленно спустилась по ступенькам, понимая, что дальше игнорировать стук нельзя. Черчилль, возбуждённо дрожа, встал передними копытцами ей на тапочки.
– Кто там? – спросила Поппи.
– Эразмус, – послышался из-за двери голос.
Поппи подхватила Черчилля и крепко прижала к себе.
– Кто? – повторила она.
– Эразмус Толл, – ответил голос.
– Ну, я не знаю никакого Эразмуса Толла, – ответила Поппи голосу. – Так что, пожалуйста, уходите.
– Мы познакомились сегодня.
– Я так не думаю, – возразила Поппи, прокручивая в голове события прошедшего дня.
– Посмотри в щель для почты, – попросил голос.
Поппи секунду подумала. Не обращая внимания на колотящееся сердце, она поставила Черчилля на пол, опустилась коленями на ковёр, приподняла заслонку и выглянула наружу.
В потоках дождя она едва смогла различить мальчика с белыми волосами и бледной кожей, того самого из приёмной врача. Он махал ей, не улыбаясь, насквозь мокрый. Поппи немедленно открыла дверь и впустила его.
– Почему ты не сказал, что это ты? – спросила она.
Черчилль с подозрением рассматривал Эразмуса.
– Я сказал, – поежился он. – Я сказал, что это Эразмус Толл.
– Ну откуда мне было знать, как тебя зовут?!
– Я подумал, что ты могла прочесть моё имя на воротнике рубашки. – Он вывернул воротник.
– Нет! Очевидно, что я не так хороша в совании носа не в своё дело, как ты, – отрезала Поппи, скрестив на груди руки. – А теперь объясни, как ты узнал, где мы живём?!
– Номер дома был написан на бланке, который держала в руке твоя бабушка, когда зашла в кабинет врача.
Поппи ошарашенно на него уставилась. Она ещё никогда не встречала настолько бесцеремонного человека.
– Вообще-то это неприлично – читать то, что для тебя не предназначено, – сказала она.
– А как же рекламные щиты?
– А что с ними?
– Ну, если на щите реклама мужского крема для бритья, ты же всё равно её читаешь, да? Хотя она для тебя не предназначена.
Поппи знала, что он прав, но ей не хотелось с ним соглашаться.
– Я стараюсь такое не читать.
Эразмус вздрогнул и обхватил себя руками.
– Можно попросить у тебя полотенце? – после секундного колебания спросил он.
– Да, конечно, – спохватилась Поппи, вспомнив о манерах.
Она принесла из котельной чистое полотенце и отвела Эразмуса к кухонной плите.
– Зачем ты пришёл? – спросила она, наливая молоко в ковшик.
Ей настоятельно требовался мощный заряд горячего шоколада.
– Я хотел ещё раз взглянуть на твою книжку, – ответил Эразмус, не сводя с Черчилля задумчивого взгляда. – Почему твоя свинья такая маленькая? Рождественская ветчина из неё выйдет так себе. И, кстати, я тоже не откажусь от горячего шоколада. Сахара больше, чем какао. И скорее тёплый, чем горячий.
Черчилль сидел на своём стульчике у кухонного стола с таким видом, будто знал, что говорят именно о нём. Поппи поставила ковшик на плиту и прижала ладонь к карману халата. Книжка была на месте. Но Поппи не хотелось опять её кому-то показывать. Книжка принадлежала только ей. Это она её нашла.
– Он мини-пиг, и не думаю, что их можно есть, – объяснила Поппи, решив не говорить о книжке. – Больше, чем сейчас, он уже вряд ли вырастет. И мне кажется, он был последним в помёте, а значит, ещё меньше, чем обычные поросята.
– Я знаю, что значит быть последним в помёте, – отрезал Эразмус. – Можешь уже показать книжку?
– У меня её нет, – солгала Поппи. – Я её продала… одноногому мужчине. Попроси его.
– Ты её не продала, – сказал Эразмус, рассматривая поилку Черчилля.
– Прошу прощения?
– Она у тебя в кармане, – спокойно заявил Эразмус.
– Как ты узнал? – изумилась Поппи.
– Я многое замечаю.
Поппи медленно достала из кармана книжку и положила на стол. Эразмус без разрешения сел и стал изучать шёлковый переплёт.
– Ты её нагревала?
– Да, – Поппи села напротив него. – Пробовала разные температуры, разные способы нагрева. Ничего не вышло.
Эразмус понюхал книжку и поднес её к глазам, будто она была насекомым, которое он хотел рассмотреть.
– Я всё не мог перестать о ней думать, – сказал он Поппи. – В ней есть что-то особенное.
– Что, по-твоему?
– Нам понадобится иной вид тепла.
– Я же сказала, я нагревала её под паром, запекала, я всё испробовала! – настаивала Поппи.
– Но эта книжка не похожа на обычные книги. Разве ты не видишь?
Поппи понятия не имела, о чём он.
И Эразмус пояснил:
– Бумага ненормально плотная, и я не вижу, где блок соединяется с корешком.
Он был прав.
– Нам понадобится иной вид тепла.
– Ты это уже говорил, – нетерпеливо прошипела Поппи.
Эразмус взял с сушилки венчик для взбивания и положил его себе на плечо, ручкой вперёд, будто держал старую видеокамеру.
– Думаю, тебе пора, – решила Поппи.
Выдернув из-под его руки книжку, она прижала её к груди.
Глаза Эразмуса расширились. Он увидел нечто странное. Встав из-за стола, он обошёл вокруг и остановился рядом с Поппи.
– Что ты делаешь? – отодвинулась она.
Черчилль фыркнул на Эразмуса, как сторожевой пёс. Тот молчал забрал у Поппи книжку, открыл на первой странице и положил на стол. Потерев руки, чтобы они согрелись, он прижал ладонь к странице.
– Что ты…
– Тс-с! – перебил Эразмус. – Прижми ладонь к другой странице и подержи там.
Поппи с неохотой послушалась.
– Ничего не происходит, – сказала она.
