Эразмус ничего не ответил.
В первое мгновение Поппи решила, что у неё разыгралось воображение. Из-под ладони Эразмуса начала медленно расползаться тонкая чернильная линия. Вскоре страница под ладонью Поппи тоже потемнела. Эразмус жестом попросил Поппи убрать руку и в ту же секунду поднял свою.
Не веря своим глазам, Поппи прочла:
Взгляд Эразмуса скользил туда-сюда по следующей странице, на которой проявилось что-то вроде стихотворения. Через пару мгновений чернила поблекли и исчезли.
– У тебя есть бумага и ручка? – спросил Эразмус.
Поппи посмотрела по сторонам. Она не могла думать. В голове стоял густой и дрожащий от волнения туман.
– Во втором ящике комода, который стоит в коридоре, есть ручки. Он был приоткрыт, – проинструктировал Поппи Эразмус. – На книжной полке лежала бумага. Я увидел, когда зашёл.
Поппи принесла ручку и бумагу. Пока она снимала с плиты булькающий ковшик и залила густым молоком щедрые порции какао-порошка и сахара, Эразмус записал по памяти стихотворение.
– Как ты так быстро всё запомнил? – спросила Поппи.
– Я запоминаю не так, как остальные люди. Наш врач называет это фотографической памятью. Но это не совсем так.
– В каком смысле?
Она добавила в кружку Эразмуса холодного молока и двумя пальцами подтолкнула по столу к мальчику.
Эразмус закончил записывать, и Черчилль запрыгнул к нему на колени.
– Это не моментальный снимок, как в фотоаппарате. Я просто даю всему код в своей голове и придумываю историю.
– Я всё равно не понимаю, как ты это делаешь, – пробормотала Поппи.
Эразмус нетерпеливо вздохнул.
– Рядом с раковиной стоит кулинарная книга.
Поппи кивнула.
– На задней стороне обложки есть штрих-код – 978147495660.
К этому моменту Поппи уже поняла, что проще поверить ему на слово.
– Девять обезьянок без семи минут восемь зашли в поезд у четырнадцатой платформы. Семь обезьянок сели в четвертый вагон, а остальные в девятый. К ним подъехала торговая тележка с пятью пакетами хрустящего картофеля, шестью бутылками колы и шестью соломинками. Когда она отъехала, на ней не было ничего. 978147495660.
– Это… познавательно! – оценила Поппи.
– Это история о девяти обезьянках, – сказал Эразмус. – Хочешь прочесть, что было написано в книжке?
Он отдал ей лист бумаги, и Поппи прочла вслух:
Не смотри наверх и вкруг,
Ночью крепко спи.
Запирай щеколды, друг,
Плед свой подоткни.
Проверь, чтоб он натянут был
И закрывал твой рот,
Иначе отгрызут язык
И пальцы рук и ног.
Чепчик ты себе найди,
На ночь надевай.
Или быть кудрям седым,
Скажешь им «Прощай».
Летят они на фоне звёзд
В корзине для белья,
И если сядут на твой хвост,
Судьба предрешена.
Вдруг захочешь ты сыграть
В их игру, тогда
Окна настежь ты оставь,
Впустишь их сюда.
Но если мудр – сахар прячь,
Держи сны при себе.
Следи за небом, помолясь,
Иначе быть беде.
– Кто такие Щеппы? – дрогнувшим голосом спросила Поппи, но Эразмус помотал головой.
Что-то в стихотворении – Поппи не смогла бы указать пальцем, что именно – заставило её подумать о Вилме Норблс, девочке, исчезнувшей в реке. Что если в Пене случались и другие, похожие на эту, истории?
Черчилль успел к этому моменту заснуть, на плите затухали последние искры, а в голове Поппи проклюнулись первые ростки беспокойства из-за книжки.
Город сотрясала буря, в воздухе безудержно перекатывался гром. Если бы вы были примерно одного роста с Поппи и встали на тачку в саду её бабушки, то увидели бы проплывший на фоне луны рваный силуэт. Он опустился на несколько мгновений, затем вновь воспарил и исчез среди низких чёрных туч, сгустившихся над старой фабрикой Хеллиган.
Пять
Мини-пиг
Поппи разрешила Эразмусу взять с собой книжку. Похоже, его совершенно не смущала идея идти домой одному посреди грозы.
Она одолжила мальчику один из дождевиков, что бабушка хранила в коридоре, но дождевик оказался слишком большим. Судя по напечатанным на нём гигантским фиалкам, он был женским, но Эразмуса это не смутило. Глядя, как он, закутанный в фиалки, исчезает в ночи, Поппи ощутила в груди странную печаль. Девочка стояла на пороге, и все её мысли были только о книжке.
«Скоро ты снова её увидишь. Скоро она снова будет у тебя».
Бабушка встала рано и приготовила им Завтрак Королев, состоящий из начинённых анчоусами круассанов и крепкого чёрного кофе. Бабушка рассказала, что когда они с её давней подругой Далией Тёрс работали в лондонском ателье, то ели круассаны каждое утро и разгадывали напечатанные в газете кроссворды. Поппи любила кофе – она выросла на нём, – но анчоусы были одним из её давнишних врагов, поэтому она ограничилась круассаном.
Перед тем, как выйти из дома, она включила звук на телефоне: папа обещал сегодня позвонить. Поппи поймала себя на том, что уже дважды проверила громкость и список звонков. Вдруг он уже звонил, а она каким-то образом не услышала?
Они с бабушкой шли по оживлённой главной улице под всё таким же серым небом, хотя буря давно закончилась. Черчилль на серебристом поводке трусил впереди: он успел отточить умение ловко лавировать между мамами, нагруженными покупками и болтающими на тротуарах.
Была суббота, рыночный день. Многие магазины сегодня не работали, и их окна были закрыты алюминиевыми жалюзи. Перед ними по обеим сторонам улицы стояли прилавки со всякой всячиной, начиная с джемов и заканчивая ненужной ерундой. Между ними бесцельно сновали стайки детей, два мальчика рисовали зелёным мелом на потрескавшемся асфальте какое-то чудовище.
Дама со стеклянным взглядом и в бежевом костюме, повстречавшаяся бабушке и Поппи в магазине тканей, остановилась и провела длинными пальцами по спине Черчилля.
