Перед взором Скарятина неожиданно возник образ Аглаи. Прелестный, печальный и невозможно желанный. Спустя миг в мрачные траурные думы Дмитрия вдруг ворвалась дикая яростная мысль о том, что теперь, когда Полины нет, а Николай мертв, никто не помешает ему вновь приблизиться к Глаше и быть с нею. Эта мысль кощунственная, гнусная и дикая в этой траурной обстановке, сразу же осудилась разумом Скарятина и молодой человек словно опомнившись, прошептал:
– Бедная матушка, она не переживет этого известия.
Дмитрий попытался перевести свои думы в другое русло. Но в его голове вновь возникла мысль о том, что если ему удастся вырваться в Петербург хотя бы на несколько дней, под предлогом передачи известия о смерти брата, то возможно уже в этот краткий визит он сможет уговорить Аглаю уехать вместе с ним. Конечно же, она до сих пор любит его, Дмитрия, иначе и быть не может. И вновь поймав себя на этих кощунственных мыслях, Скарятин до боли сжал кулак, пытаясь взять себя в руки. Он попытался изобразить скорбь на лице.
– Да, да конечно, Дмитрий Петрович. Кто как не Вы должны сообщить это семье. Я сам поговорю с капитаном Казарским, – произнес Егор Андреевич.
– Благодарю, – машинально кивнул Скарятин, ощущая в своей душе подъем оттого, что он и Аглая вновь свободны от обязательств перед другими людьми. И вновь, как и год назад, им ничто и никто не мешает быть вместе. С ужасом осознавая, что рад смерти брата, Дмитрий ощутил себя подлецом. Он пытался заставить себя скорбеть или хотя бы расстроиться, но не мог. Какая-то черная темная сила, захватила его существо, и твердила словно безумная: “Езжай в Петербург, она там. Она, наконец, свободна. Ты вновь сможешь быть счастлив…”.
Санкт-Петербург, особняк Скарятиных,
1828 год, Октябрь
Весть о смерти Николая, Скарятин привез рано утром в понедельник. Радостная от встречи с сыном, Вера Кирилловна прямо с порога, едва Дмитрий скинул плащ, утащила его в гостиную. Дмитрий сел на диванчик, и Скарятина велела немедленно подавать завтрак, а пока принести чаю. Вера Кирилловна села рядом с сыном. Ее глаза не отрываясь, скользили по любимому лицу Дмитрия, и она то и дело ласково проводила рукой по его локтю, затянутому в военный мундир.
– Я так рада, что ты смог приехать Митя, – заметила Вера Кирилловна.
– Мне дали увольнение всего на две недели, – произнес молодой человек, опустив глаза на руки, и нервно сжал пальцы в кулак. Он никак не мог решиться сказать матери о смерти брата. Он знал, что это известие будет для нее сильнейшим ударом.
– Вот и хорошо, отдохнешь пару дней у нас, развеешься немного. Слышала о взятии Варны, ты был там?
– Да, – кивнул Дмитрий. В этот момент в гостиную вошла Глаша. Едва увидев молодую женщину, Дмитрий напрягся и сузил глаза. Он тут же встал, как и было положено по этикету, ожидая пока молодая женщина сядет. В утреннем серебристом платье, с простой прической и яркими темными глазами, она вызвала в сердце молодого человека давно забытые чувства удовольствия и предвкушения. В голове Скарятина сразу же промелькнула мысль о том, что Глаша, которой исполнилось уже двадцать один год, выглядит невероятно юно и свежо.
– Добрый день, Дмитрий Петрович, – поздоровалась Аглая холодно и села на диванчик напротив. Дмитрий занял прежнее место. – Вы что-нибудь знаете о Николае? С июля от него не было ни одного письма, – добавила она и устремила на него взволнованный печальный взгляд.
Дмитрий напрягся. Ему стало не по себе, оттого что Аглая прямо с порога начала спрашивать о покойном брате. Он прошелся мрачным взором по молодой женщине, а потом, обернулся к матери. Вопрос Глаши послужил катализатором к его страшной фразе, и он глухо, но твердо произнес:
– Николай убит при штурме Варны. Вот его личные вещи, – он открыл небольшую сумку, что была надета у него через плечо, и извлек завернутый холщевый сверток. – Государь посмертно наградил его Георгием…
Раздался дикий возглас Веры Кирилловны, которая в ужасе прижала ладони к губам. Аглая вскочила на ноги, и Дмитрий увидел, как ее лицо стало смертельно бледным.
– Вы лжете! – прошептала молодая женщина одними губами. Дмитрий медленно поднялся на ноги, смерив Глашу мрачным взглядом, перевел взор на мать.
– Вот свидетельство о смерти, выданное его командиром, – произнес он холодно и уверенным жестом протянул желтоватый листок Вере Кирилловне. Скарятина, дико смотря на страшную бумагу, протянула дрожащую руку к ней и прошептала:
– Мой малыш! Они убили, моего мальчика…
Раздался глухой звук, и Дмитрий с Верой Кирилловной обернулись в сторону Аглаи. Молодая женщина, видимо потеряв сознание, лежала на полу. Дмитрий тут же устремился к ней, намереваясь помочь. Но едва он приблизился, как Аглая уже пришла в себя от обморока, приподнялась и села. Он попытался помочь ей подняться, но она отклонила его руку.
– Оставьте меня, – прошептала Глаша глухо, с болью смотря на него.
У Веры Кирилловны началась истерика. Дмитрий оставив Глашу, сидящую на полу, вернулся к матери, которая дико голосила. Прибежала дворня, и Дмитрий кратко заявив, что Николай Петрович погиб, велел послать за доктором для Веры Кирилловны. Сам же он пытался успокоить мать, обняв ее и прижимая ее голову к своей груди. Скарятина дико била руками, видимо не соображая, что делает и пыталась вырваться из объятий сына.
– Мой Ники! Они убили моего мальчика! Мой Ники…, – кричала она сквозь слезы.
Дворецкий помог Глаше подняться на ноги. Словно во сне, Аглая подошла к дивану, где лежал сверток с вещами Николая. Дрожащими руками, она медленно взяла тканевый сверток и прижала его к своей груди, а затем попросила Демьяна проводить ее в спальню. Она не плакала, и вела себя как-то странно. Дворецкий пару раз спросил, может ей что-нибудь нужно, но молодая женщина, словно не слышала его и лишь широко раскрытыми глазами смотрела перед собой в одну точку.
У себя в комнате, оставшись одна, Глаша села в кресло, и положив вещи Николая рядом, выпрямившись, долго смотрела перед собой. Страшные слова Дмитрия, о смерти любимого мужа, прокручивались и прокручивались в ее головке, и ее сознание как будто не хотело принимать их. В ее существе, будто что-то нарушилось. Словно в ней оборвалась какая-то жизненная нить. Она ощущала, что теперь на этом свете у нее никого нет. Единственный человек, который был для нее самым дорогим, основным смыслом ее существования, всем в этом мире так неожиданно и страшно ушел из ее судьбы.
Глаша сидела неподвижно около часа, не плача, не шевелясь, не проронив ни слова. Она словно замерзла, или остекленела. Пару раз приходила ее горничная Анюта и спрашивала, молодую женщину, все ли с ней хорошо? Но Глаша даже не реагировала на свою горничную, лишь смотря в одну точку.
Около часа пополудни дверь в ее комнату распахнулась, и вошел Дмитрий. Еле успокоив мать, и уложив ее спать с помощью снотворного, которое дал приехавший доктор, Скарятин тут же направился в комнату Аглаи. Он видел, как дворецкий помог ей уйти. Едва Дмитрий вошел, как его насторожила странная поза Глаши. Выпрямившись, словно струна, она сидела в кресле, и чуть раскачивалась вперед назад. Он окликнул ее, но она даже не повернула к нему головы. Дмитрий нахмурился и подошел ближе. Она вела себя странно, тихо и безразлично. Она не плакала, как Вера Кирилловна и не реагировала на его появление.
