Четвертую часть своего состояния, Скарятин перевел в ценные бумаги и деньги, раздав их семьям погибших и покалеченных моряков, дабы они могли до конца дней жить безбедно. Матросу же, которому он был обязан жизнью, Дмитрий купил трактир на одной из центральных улиц Севастополя. Бедный моряк, сам пожелал заниматься трактирным делом и Скарятин лишь выполнил его просьбу, заплатив все налоги трактира на ближайшие десять лет.
Глава III. Жизненные потери
Севастополь, Графская пристань, 1836 год, Май
Светловолосый малыш в ярком синем костюмчике, весело прыгал по дорожке, стуча палкой по камням. Рядом с ним шел высокий, мрачного вида господин в штатском костюме, с дорогой тростью и шляпой в руках. У мужчины была заметна статная выправка, которая наводила на мысль, что он бывший военный.
В то время Севастополь был военным городом. Основная часть мужского населения, или состояло на военной морской службе, или работало на нужды флота. Оттого увидеть на улицах штатского было редкостью, и то, скорее всего он был или в увольнении или в отставке.
Пятилетний мальчик, резко остановился на вершине ступеней, которые вели под арку и, указывая в сторону моря, с восторгом воскликнул:
– Папа, какой он красивый! А как называется этот корабль?
– Это бриг, – с воодушевлением произнес темноволосый мужчина, останавливаясь рядом с ребенком, и так же устремив внимательный голубой взор на гладь залива, по которому плыл белопарусный красавец.
– А ты плавал на таком корабле? – спросил мальчик, беря отца за широкую ладонь и заглядывая ему в глаза.
– Плавал, – сказал глухо мужчина, и сглотнул. Дмитрий отчетливо вспомнил, как под ногами качается палуба, и как соленый ветер в лицо обжигает щеки. Как давно он не был в море. Уже давно он тосковал по этому ощущению свободы бескрайней морской стихии.
Скарятин долго смотрел на морскую гладь, и вдруг он заметил внизу на берегу девушку. Совсем еще молоденькую, темноволосую и босую. Она шла, утопая ногами в прибрежной волне, и несла небольшую корзину рыбы. Он не спускал заинтересованного взгляда с девушки, следя за ней. Мысли Дмитрия, тут же нарисовали другую фигурку, в белом платье и светловолосую. Когда то давно он увидел ее так же на берегу. Тогда она спасла ему жизнь, полюбив его. Горькое и одновременно сладкое имя Аглаи появилось на его губах, и он тяжело вздохнул. Прошло уже больше года, после того как он чудом возвратился из того трагичного плавания, и полтора года как он видел ее. Однако ее лик, ее запах, и ее образ постоянно витали в его мыслях. Не проходило и дня, чтобы он не вспоминал Глашу. Воспоминания эти были все время разными. То сладостными, то печальными, то нежными, то болезненными. Весь этот морально тяжелый год Дмитрий вел аскетический образ жизни. Он не выходил в свет, не делал визитов, и покидал особняк лишь для прогулок с сыном. Отчего-то с исчезновением из его жизни Аглаи, ему совсем не хотелось бывать на людях. Он ничего не знал о ней. Правда один раз, желая узнать, где находится Николай, и тем самым узнать что-нибудь об Аглае, Дмитрий в письме матери спросил, знает ли, она что-нибудь о брате? Вера Кирилловна отвечала, что видела сына год назад, когда он приезжал к ней после своего чудесного возвращения в Россию. Далее Скарятина писала о том, что Николай, решив все дела по восстановлению документов, уехал с Аглаей в Италию. После письма матери Дмитрий совсем сник и более не предпринимал попыток, разузнать что-либо о судьбе Глаши. С того дня он дал себе зарок, что более не будет унижаться перед этой неблагодарной женщиной, которая так легко оставила его. Тогда, с ожесточением скомкав в руке письмо Веры Кирилловны, Скарятин поклялся себе, что не будет более искать Аглаю и сделает все, чтобы забыть ее.
Взгляд Скарятина невольно вновь переместился на корабль, который так и курсировал у берега, и Дмитрий чуть прикрыв глаза, представил другую картину. Как было бы чудесно плыть на белоснежном паруснике по водным бескрайним просторам. Вдыхать соленый ветер, и чувствовать рядом присутствие любимой женщины. Да он мог себе позволить купить небольшой корабль, и путешествовать, взяв с собой Аглаю и сына. Но этого никогда не будет, это лишь картины из его больного воображения, понял Скарятин.
Снова тяжело вздохнув, Дмитрий обернул лицо на сына и печально улыбнувшись, произнес:
– Когда-нибудь мой мальчик, мы отправимся с тобой в плавание, вот на таком корабле обещаю тебе.
День стоял чудесный, не жаркий и солнечный. Он был хорош для пеших прогулок. Скарятин очень любил с сыном прогуляться по берегу. Они проходили мимо небольших заливов и бухт, где пахло свежестью моря и соленым воздухом.
К ним приблизились две дамы.
– Добрый день Дмитрий Петрович, – произнесла одна из них, пожилая с неприятным сухим лицом.
– Здравствуйте, Мария Романовна, – поклонился Дмитрий, целуя ей руку. Он поклонился так же другой даме, молодой светловолосой девушке лет восемнадцати с живыми серыми глазами. – Елена Никитична.
– Теплый вечер сегодня, – заметила Мария Романовна. – Мы с дочкой тоже решили прогуляться.
– Как здоровье уважаемого Никиты Сергеевича? – спросил Скарятин холодновато.
– Он в добром здравии, – ответила Мария Романовна, и вдруг добавила. – Раз уж мы повстречали Вас милостивый государь, хочу пригласить Вас на званый обед в предстоящую субботу. Весь город будет у нас. Будем рады видеть и Вас, Дмитрий Петрович.
– Премного благодарен, – натянуто заметил Скарятин. – Но вынужден отказаться. В предстоящую субботу у меня неотложные дела.
– Что ж очень жаль, – произнесла жеманно Мария Романовна. Дамы распрощались со Скарятиным, и пошли в противоположную сторону.
Дмитрий же отвернувшись обратно к морской глади, почти забыл обо всем окружающем, любуясь переливающейся морской пучиной.
– Папа, это была моя мама? – спросил вдруг Петруша, провожая взглядом женщин.
Странный вопрос Петруши вмиг возвратил Дмитрия в реальность. Он резко повернулся к мальчику и, мрачно глядя на сына, сказал:
– Нет, конечно.
– Но я помню, что мама была такая же молодая и у нее были такие же белые волосы, как у этой девицы. Только я плохо помню ее лицо.
– Твоя мать умерла, – отрезал Скарятин. – Я уже говорил тебе об этом, Петр. И хватит говорить всякие глупости.
А в это время дамы отошли на довольно значительное расстояние от Скарятиных и завели между собой разговор.
– Этот нелюдимый Скарятин, совсем не меняется, – заметила желчно Мария Романовна, обращаясь к дочери. – Как его жена уехала, так его характер стал совсем несносным. С ней он хоть иногда выходил на люди.
– Маман, я же говорила, что не стоит к нему подходить, но Вы совсем не слушаете меня. Он такой неприятный, – заметила веселая Елена. Мрачность Скарятина вызывала в ней чувство тревоги.
– Зря ты так, – пожурила дочь Мария Романовна. – Вот бы хороший муж для тебя вышел. Он видный мужчина, и фигурой и лицом.
