Я больше никогда не буду веселиться
Если дети не видят выхода из траурного состояния и их грызут изнутри одиночество и ярость, которые они не могут выразить, то в течение определенного времени это естественно. Однако родителям нужно разобраться, является ли грусть нормальной и объяснимой фазой скорби по близкому человеку или же она постепенно переходит в депрессию, которая может иметь тяжелые последствия для детей. В таком случае им надо обратиться за профессиональной помощью.
Это не просто животное
Дети скорбят не только, когда умирают люди, но, – как, впрочем, и взрослые, – они бывают очень несчастны, если умирает их любимое домашнее животное. В такой ситуации очень важно не говорить: «Ну это же было просто животное, мы купим тебе другое», – а отнестись к их эмоциям серьезно. В противном случае дети почувствуют себя покинутыми. Здесь тоже помогают ритуалы: надо по возможности торжественно похоронить домашнего любимца или по крайней мере проститься с ним. А ребенку следует объяснить, что он сможет теперь вспоминать о нем.
Вместе пройти через тяжелое время
В такие тяжелые времена родителям предоставляется возможность лучше узнать своего ребенка и укрепить свои отношения с ним: они должны быть рядом, выслушивать его и помочь ему пройти через это состояние – кроме того, следует все время заниматься с ребенком чем-то, что, несмотря на траур, доставляет ему радость. Это касается всех потерь и расставаний, неважно, идет ли речь о смертях или о ссорах между друзьями, которые привели к разрыву. В таких ситуациях мы грустим, и это совершенно нормально – так же нормально, как обсуждать свои чувства и поддерживать друг друга.
Советы основываются на рекомендациях Труди Кюн, работающей в соответствии со STEP-концепцией: бывшая учительница в гимназии и инструктор по проведению переговоров, теперь она вместе с Роксаной Петков возглавляет подготовку STEP-программ на немецком языке. Цель Систематической подготовки родителей и педагогов – помочь родителям, воспитателям и учителям приобрести больше профессиональных навыков в деле воспитания и таким образом дать им возможность сохранять большее спокойствие в повседневной жизни.
Наконец идем в школу
Первый день в школе и все, что происходит потом
Так говорит ребенок:
«А я должен ходить туда каждый день?»
Так говорят родители:
«Эти четвероклассники такие большие… и к тому же грубые!»
Так говорят родители других детей:
«А наш ребенок уже в четыре года умел читать и писать».
Так говорят бабушки и дедушки:
«В школе самое лучшее – это перемены».
До этого момента в школу ходили другие дети. Среди дня они проходили мимо детского садика и на минутку останавливались, чтобы ехидно крикнуть через забор: «Привет, детсадовцы!» Так как от детсадовцев не ожидалось никакого ответа, то те укрывались за шведской стенкой, оттуда потихоньку поглядывали на ранцы на спинах у старших детей и обдумывали, какие ранцы будут когда-нибудь у них – с волками или динозаврами (мальчики), с лошадками или феями (девочки).
Когда приходило время выбирать в магазине ранцы, будущие-уже-не-дошкольники с удовольствием показывали родителям то на один, то на другой из них. В конце концов семья уходила из магазина с белым пони, красовавшимся на голубом ранце. На эти деньги родители могли бы купить настоящую лошадь.
Тем временем в детском саду уже готовились сладкие подарки первокласснику. После двух часов, проведенных на маленьких стульчиках за маленькими столиками, родители могли унести их домой. Они гордо шли с натертыми коленями и согнутыми спинами, с блестками на лицах, в волосах, на кофтах и под ногтями.
И вот уже все готово для великого дня, во время которого ребенок должен испытывать беспредельную радость – пока он не совершает ошибку и не делится своими радостными предчувствиями со знакомыми и родными. И вот представьте: в голосе у взрослых ощущается какой-то странный подтекст, когда они говорят: «Да-да, теперь у тебя начнется настоящая взрослая жизнь». При этом они вспоминают учителя Курта Г., который, будучи в дурном настроении, бросал в них связку ключей и очень хорошо прицеливался, а бросал еще лучше. Еще они думают о своем собственном первом дне в школе.
Тогда, много лет назад, они тоже радовались встрече со своей будущей учительницей, сидели, полные ожидания за партой: может быть, это будет эта женщина или другая, которая так мило выглядит? И тут в класс вошел двухметровый широкоплечий мужик, встал за кафедрой и низким голосом заявил: «Меня зовут Шнайдер, фрау Шнайдер. Я ваша учительница». Так началась взрослая жизнь.
И вот наконец наступил первый школьный день. Утром вся семья сфотографировалась перед выходом из дома на память, сделав несколько снимков, на которых букет для учительницы загораживал то одно, то другое лицо. Затем караван отправился в путь: впереди шел гордый первоклассник, который наконец смог надеть ранец, мимо своего бывшего детского садика он прошествовал с особенной важностью. За ним шли гордые родители, за которыми следовали бабушки, дедушки, тети, дяди, крестные.
Чем ближе была школа, тем медленнее шел ребенок. Сначала он подождал родителей, потом решил взять бабушку за руку. Вот она впереди, взрослая жизнь. И 99 других первоклассников.
В тесном зале учителя поставили в несколько рядов сто стульев, за которыми еще теснее столпились матери, отцы, бабушки, дедушки, тети, дяди и крестные, все они держали над головами фотоаппараты. Они толкались и пихались, все больше загораживая новоприбывшим их собственных детей…
– А как же мне стоять? Так не пойдет, и так нехорошо, послушайте, вы что, не понимаете, у нас у всех здесь дети сидят…
Пока взрослые боролись за драгоценный ресурс под названием «Место, откуда видны ученики», первоклассники получали свой первый урок: как можно с огромным ранцем на спине и букетом в руке добраться до последнего свободного места в самом центре? И пробираться туда надо мимо уже снятых ранцев, придерживая одной рукой свой ранец и стараясь не уронить цветы? И при этом еще не стукнуть других детей ни ранцем, ни букетом по голове? Ответ: никак.
Но вот наконец все уселись. Преобладающий цвет лица: светящийся, почти призрачный. Дети усвоили из речи директора, из песен второклассников и из приветствий учителей еще меньше, чем родители. Те все еще пытались прорваться на лучшее место, откуда можно было бы сделать фотографии, в то время как стоявшие впереди решительно никого не пропускали.
И вот дети должны идти в классы. Трепеща от страха, они встают со своих стульев. Сто бледных как мел детей распределяют по четырем классам, где надо сесть на 25 стульев. Родители толкаются, тянутся, фотографируют. Затем они уходят.
И они остаются одни. Родители снаружи, дети внутри. Проходит час, родители ничего не фотографируют, затем открывается дверь. Оттуда, аккуратно построившись парами, выходят 25 сияющих, разрумянившихся детей.
