– Честно говоря, я еду за город…
– На шашлыки? – спросила Варвара.
– Почти угадала – шесть сгоревших трупов.
– Сектанты, что ли? Массовое самосожжение? – Варвара оживилась. О сектантах ей давно хотелось написать, сектантов она ненавидела люто, но ни разу не попадался стоящий материал с обилием зверств.
– Должен тебя разочаровать, это всего лишь бандитские разборки.
– Тоже неплохо, но лучше бы ты предложил мне сектантов.
– Я за тобой заеду минут через сорок, по дороге все расскажу.
– Фотоаппарат брать?
– Не стоит, – сказал Павел Дергачев, – трупы уже увезли, фотографии возьмешь у меня.
– Далеко?
– По Щелковскому шоссе, в районе Медвежьих озер.
– Звучит красиво, почти по-канадски.
– Собирайся.
– Всегда готова!
Варвара зло раздавила окурок в чашке с недопитым кофе, облизала пальцы и бросилась в душ. Через двадцать минут она уже ела бутерброд, запивая ветчину с хлебом холодной минералкой. Еще через десять минут она навела красоту.
– Ну вот, теперь другое дело, – глядя на свое отражение в зеркале, сказала Белкина и сдвинула солнцезащитные очки на лоб. – Так: диктофон, кассета, блокнот, ручка, удостоверение, улыбка и кошелек, в котором нет денег. Но ничего, Паша меня покормит. Главное – достать кошелек и сделать вид, что я хочу расплатиться, ему станет стыдно, и тогда – угощение за его счет. Конечно, после посещения места убийства мне вообще вряд ли захочется есть. Жаль, что увезли трупы.
Но фантазия дана журналисту для того, чтобы он мог описать то, чего никогда не видел. И Варвара уже стала складывать в уме фразы, описывающие ужасы: обгоревшие трупы, белые кости, проглядывающие сквозь обуглившуюся человеческую плоть.
Когда Варвара спустилась во двор, у нее уже было готово описание чудом сохранившейся в пожаре татуированной руки с надписью: «Не забуду мать родную!». Следователь Дергачев появился во дворе на скромных синих «Жигулях», как и следует госслужащему, но распахнул дверцу с таким видом, как будто приехал, как минимум, на «мерседесе».
– Бензина-то хоть хватит? – посмотрела на датчик Варвара.
– Полный бак. Устраивайся поудобнее. Какую музыку предпочитаешь?
– Хорошую.
– А точнее?
– Соответствующую случаю – песни для «братвы».
– Такого не держим, – пожал плечами Дергачев.
– Врешь, Паша, – Варвара открыла ящичек и принялась копаться в кассетах. И точно, обнаружила песни для «братвы».
– Это не моя машина, – сконфуженно говорил Дергачев, покрываясь румянцем.
– Рассказывай! – Варвара негромко включила музыку и, закурив, попыталась развалиться так, словно ехала в «кадиллаке». Но тесные «Жигули» даже не дали ей вытянуть ноги. – Учти, – сказала Варвара, погрозив Дергачеву пальцем, – если ты вырвал меня лишь для того, чтобы покататься и полюбезничать, я тебе этого не прощу.
– Как можно! – возмутился Дергачев. – Я знаю, какую женщину на какую приманку ловить. Одним нужны букеты цветов, другим достаточно мороженого, а тебя можно поймать, лишь предложив сенсацию.
– Поняла, – кивнула Белкина. – Раков ловят на протухшую обжаренную лягушку, а журналистку – на обгорелые трупы.
– Я этого не говорил.
– Приманка сработала. Но чувствую, ты не все договариваешь, есть что-то еще, ради чего ты меня дернул.
Белкина блефовала. Естественно, учитывая сегодняшнее безрыбье, она удовлетворилась бы даже бытовухой, когда шесть мужиков сгорают по пьяни. По глазам следователя она видела: прикол в чем-то другом.
– Это убийство, – тихо сказал Дергачев, – зверское убийство. Двое сгорели заживо.
– Неплохо, – воодушевилась Варвара, – но неплохо для начала. Это странички две машинописного текста. Чем они занимались?
– Этого никто толком не знает. На пожарище обнаружено много аппаратуры, остатки огромного количества видеокассет.
– Аппаратура профессиональная?
– Вполне. Один из погибших – бывший видеоинженер из Останкино.
– Пираты, – подытожила Варвара.
– Похоже на то. Но большинство центров по производству пиратских видеокассет мы знаем, а про этот ничего не было известно.
Варвара призадумалась.
– Как ты считаешь, что они изготавливали?
– Какие фильмы гнали, хочешь спросить? На этот вопрос пока ответа нет.
– Павел Андреевич, – Белкина попыталась закинуть ногу за ногу, поморщилась от неудобств тесного автомобиля, но все-таки правое колено оказалось на левом, – как говорится, кому это может быть выгодно?
– Много кому, – ответил следователь прокуратуры, – будем разбираться, будем уточнять, кто погибшие. А затем, дня через два-три, соберем все факты воедино и, может, вырисуется картина преступления.
– Почему вы так медленно работаете?
– Варвара, мы же не журналисты, мы должны довести дело до конца, всему найти подтверждение, все обосновать, собрать факты и улики.
– Вот поэтому вы так долго и возитесь с пустяковыми делами.
– Долго! Это у тебя, Варвара, у вашего брата все получается быстро. Сел за компьютер, нащелкал статейку или выехал с камерой, снял место происшествия. А за кадром наговорил что в голову придет. Зрителю интересно, вот и отработал свой номер. А у нас, как ты понимаешь, все гораздо серьезнее, с нас за каждую деталь, за каждый факт спрашивают.
– Знаю я тех, кто с вас спрашивает!
– Варя, давай о чем-нибудь приятном поговорим. Вот ты, например, чем сейчас занимаешься? Расскажи, если это не военная тайна.
– Никакой тайны нет. Тебя, Паша, слушаю, прикидываю, можно ли из всего этого что-нибудь душещипательное выжать.
– Зачем душещипательное?
– Без слез и смеха материал читать неинтересно. В нашем деле самое главное, чтобы, кроме всего прочего, еще и интересно было, чтобы один человек прочел, другому рассказал, тот – своему соседу, сотрудникам, знакомым по телефону. Все пошли в киоск, скупили тираж – и дело сделано.
– Какие вы нечестные, право, – задумчиво произнес Павел.
– Честные, нечестные, разговор не об этом. Главное, чтобы интересно было и поучительно.
Минут пять следователь прокуратуры и его спутница ехали молча. Разговор как-то не клеился. Следователь был погружен в свои мысли, Варвара Белкина размышляла о своем.
Глава 5
Алиса Мизгулина, Маша Соловьева и Вероника Панина не были особо дружны до того дня, когда им по дороге из школы повстречался солидный, богемного вида мужчина. Так уж случилось, что девочки возвращались домой вместе, хотя и учились в разных классах. Сперва Роман Сагалович завел разговор о высоком – об искусстве, спросил, мечтают ли они сниматься в кино. А потом началось…
