– Человека, завернутого в ковер, в «Жигули» не затолкаешь. Наверное, большая машина была.
– Я тоже об этом думал, но никто ни маленьких, ни больших машин не видел. Все тихо прошло, никто в двери не ломился, никто не кричал, не звал на помощь, замок не ломали.
– В редакции уже знают?
– Знают. Даже по новостям передали. Эти психи-уроды и на телевидение позвонили, будто специально сами волну гонят.
– Значит, не такие они идиоты, – сказал Муму. – Что думаешь делать, полковник?
Тот потер висок антенной мобильного телефона:
– Я бы с радостью сумасшедшего Черкизяна на Белкину обменял, но это сложное дело, попробуй согласуй! Никто не разрешит опасного для общества психа выпускать, тем более у него сейчас кризис, обострение, раз решил памятники взрывать. Он пообещал, если его выпустят, все памятники работы Церетели в Москве взорвать.
– Да, – проговорил Муму, – сложный случай. Ему сказали, что дружки объявились?
– Нет конечно. На сколько вы договаривались? – Терехов предложил Дорогину сигарету, но тот отказался.
– На двенадцать, – сказал Сергей, – стараюсь не опаздывать.
– Потом куда собирались ехать?
– В редакцию, наверное. Она не сказала. Она над статьей о порнографии работала, вроде сегодня должна была сдавать.
– О порнографии, говоришь? Интересная тема, я бы много чего мог ей рассказать.
– Можете сказать, какое отношение порнография имеет к «Новому русскому порядку»?
– Абсолютно никакого, – Терехов пожал плечами, бросил сигарету, растоптал.
Из-за угла к Терехову поспешил мужчина:
– Товарищ полковник, мы вас уже давно ждем. Эксперты закончили.
– Сейчас иду, Василий. Если что, ты телефон мой знаешь, он не изменился, звони в любое время.
Дорогин пожал руку полковнику Терехову, и тот пошел в квартиру Белкиной.
Сергей вернулся в машину, сел. Закурил. Куда ехать, что делать, он не знал. Он знал повадки бандитов, бизнесменов, но о том, как работают политические террористы, понятия не имел. Не верить полковнику Терехову оснований не было, раз позвонили террористы, значит, они и украли. Только террористы ли они? Может, у них какие-нибудь другие цели? Но они требуют освобождения сумасшедшего товарища. Только сумасшедшему придет в голову взрывать памятники, дома, машины безо всякой для себя выгоды.
Дорогин понимал, если бы им нужна была реклама, то похищение известной журналистки – довольно неплохая идея. Из цеховой солидарности все журналисты начнут писать об этом. Это не бабушку украсть из третьего подъезда и даже не девочку-ангелочка из детского сада. Белкина – это бомба.
«Вот сволочи! Ради известности, ради какого-то отморозка Белкину украли! Хорошо, если не избили до полусмерти. Отморозки, одним словом. Вообще, все, что связано с политикой, все, кто с ней связан, – мерзавцы и мразь, честных людей там быть не может. И не важно, как они называются, – коммунисты, социалисты, сталинисты, анархисты, все они одним миром мазаны, всем нужна власть и известность. Хотя, наверное, точно так же думает обыватель и о киношниках, мол, все они порнографию снимают и общество разлагают, за деньги готовы снимать все. Всегда легко судить других, но ведь делать что-то надо? Я в какой-то мере за нее отвечаю. Но что я могу сделать? Ровным счетом ничего. Если бы им нужны были деньги, вот тогда я бы смог помочь, все равно они лежат у меня мертвым грузом.»
* * *
Яков Павлович Якубовский, узнав о похищении своей сотрудницы Варвары Белкиной красно-коричневыми террористами, поначалу ужасно расстроился. Как всякий подозреваемый в масонстве, Якубовский всех шовинистов люто ненавидел, считая только себя настоящим патриотом России, борцом за демократизацию и либерализацию.
«Они мне сорвали выход номера!»
Но не прошло и пяти минут, как главный успокоился, сообразил, что вместо одной сенсации, причем сомнительной, сулящей неприятности в виде судебного процесса с родителями и выяснения отношений с правоохранительными органами, он получил небитую карту – похищена журналистка его издания. «А если людей газеты „Свободные новости плюс“ крадут, значит, газета стоящая, значит, она несет людям правду. Тираж поднимется, будут ссылки на наше издание.»
Главный рванул в редакцию, озадачил всех – принести фотографии Варвары Белкиной, все, какие есть. Каждый сотрудник обязан был написать о ней какое-нибудь маленькое воспоминание.
– Только писать, – приказал Якубовский, – не, в стиле некролога, а живо, так, как раньше писали о Ленине, так, словно наше издание выдвигает Белкину на Нобелевскую премию.
На столе перед главным лежала стопка фотографий, разглядывая которые он кривился. Почти на всех фотографиях были запечатлены редакционные пьянки и пикники. Повсюду Белкина фигурировала либо с бокалом вина в руке, либо с сигаретой, либо в обнимку, либо на коленях у кого-нибудь из мужчин.
– Вульгарно она выглядит. Как я этого раньше не замечал? Неужели детских фотографий, школьных, институтских ни у кого нет?
Вскоре поиски увенчались успехом. Были найдены фотографии Варвары Белкиной еще студенческих времен. Но узнать на них прожженную и довольно известную журналистку было сложно. За годы творческой деятельности Варвара сильно изменилась. Из робкой, застенчивой девочки, худенькой и стройной, она превратилась в роскошную секс-бомбу с наглым взглядом, с хитрой улыбочкой на полных губах. Главный перебирал фотографии, словно раскладывал на столе пасьянс.
Наконец он выбрал несколько снимков, сгруппировал их. Якубовский решил задержать номер на полдня. С типографией, экспедицией договориться удалось на удивление легко. Все поняли, в каком нелегком положении газета. Самое главное, все – от печатников до директора типографии – сочувствовали Белкиной, были на ее стороне, словно она для них являлась близкой родственницей.
– Да, Яков Павлович, какие проблемы? Если надо, будем печатать ночью двойным составом. Вы не волнуйтесь, люди на работу выйдут и за это даже ничего не попросят сверх положенного. Мы же вам верим на слово, надо так надо.
Тут же у главного появилась мысль дать в номер на то место, где планировалась статья Белкиной, не только информацию о ней, но, возможно, и интервью с террористом Иваном Черкизяном.
Он снял трубку, набрал номер полковника Терехова:
– Товарищ полковник, вы не могли бы сделать одолжение? Мы даем в номер большой материал о Варваре Белкиной, и я хотел бы туда же подверстать интервью с террористом, несколько его фотографий в камере. Фотограф у меня на месте, машина под парами, приедет сразу же, как дадите добро.
Терехов, несмотря на всю серьезность ситуации, захихикал:
– Приезжайте. Но вряд ли снимок украсит вашу газету, не говоря уж об интервью. Черкизян только и делает, что выкрикивает революционные фразы столетней давности, утверждая, что он Бакунин.
