Последнюю неделю работа шла полным ходом. Один фильм уже монтировался, съемки второго подходили к завершающей стадии. Наверху, на втором этаже, вовсю кипел монтаж, а внизу шли съемки. Наверх имели право подниматься лишь режиссер и те, кто там жил.
Раньше дом охраняли три человека, но после Медвежьих озер Супонев с Гаспаровым охрану увеличили до шести человек. Все шестеро были вооружены пистолетами, все числились сотрудниками Московского охранного агентства и на ношение оружия имели документы.
Съемки закончились поздним вечером. Участники порнофильма, три женщины и двое мужчин, переоделись и, быстро перекусив, вышли во двор. Они стояли с сигаретами на крыльце, ожидая водителя микроавтобуса. Когда тот появился, он коротко бросил:
– Что стоите?
– А что нам, лежать? – ответила пышногрудая блондинка с темными кругами под глазами. – Так а уже, належалась и на спине, и на животе.
Водитель спустился в подвальный гараж, охранник открыл ворота, темно-синий микроавтобус плавно подкатил к крыльцу. Пятеро артистов, оператор и осветитель забрались в салон. Уставшие, измученные работой артисты устроились на сиденьях. Охранник побежал к железным воротам, распахнул их, и микроавтобус покинул территорию. В доме остались режиссер, видеоинженер и Тимур Супонев, который приехал к окончанию съемок. Но из актеров его никто не видел. Он поднялся через подвал сразу на второй этаж.
– Что у тебя тут. Роман? – спросил он у режиссера, который пил кофе из большой керамической чашки.
– Ничего, работаем.
– Как успехи? Через три дня все должно быть закончено.
– Через три дня? – режиссер даже поперхнулся.
– Через три дня – и точка!
– Я не смогу.
– Куда ты денешься с подводной лодки? Ты отсюда не выйдешь, Роман, если не закончишь фильм. Наши партнеры просят, чтобы кассета была готова к пятнице.
– Но у меня еще есть дела.
– Дела, дела как сажа бела, – бросил Супонев. – Покажи, что сняли.
– Покажи ему, – обратился Роман к видеоинженеру. Тот снял со стеллажа четыре кассеты, подошел к видеомагнитофону.
– По порядку или как?
– Без разницы, – сказал Супонев, усаживаясь в вертящееся кресло и глядя на монитор.
– Ну, как угодно. Будете нажимать клавиши, если захотите на ускоренном.
Супонев положил руку на пульт, запустил видеомагнитофон и смотрел минут двадцать. Режиссер сидел у него за спиной, поглощая один за другим бутерброды, на монитор он бросал взгляд лишь изредка.
– Ничего, ничего… – выключая видеомагнитофон, произнес Супонев.
– Нравится?
– Я, вообще-то, это не люблю. Блондинку больше не снимай, она мне надоела.
– А мне нравится, – сказал режиссер. Супонев повернулся на кресле, уперся ногой в низкий столик, на котором была минеральная вода, кофе и большое блюдо с бутербродами.
– Роман, твое дело снять, слепить. А вот уж кого снимать, давай буду я решать. Не нравится она мне. Она никакая – ни рыба ни мясо, и в рот берет абсолютно невкусно.
Продолжая жевать бутерброд, режиссер подошел к видеомагнитофону, включил, нашел нужные планы и принялся рассматривать, причем так пристально, как врач рассматривает рентгеновский снимок.
– Вроде ничего…
– Нет, больше ее не снимать, – уже твердо произнес Супонев. – Ты же видишь, она никакая. Я уволю ее.
– Зато смотри, какая у нее грудь, – на экране появилась грудь, огромная, колышущаяся, как два надувных шара.
– Тебя самого это возбуждает? – ехидно спросил Супонев.
– Не очень. Я люблю другое.
– Я знаю, что ты любишь. Тебе мальчики нравятся, и чтоб ни одного волоска на теле.
– Да, нравятся, – сказал режиссер, смахивая крошки с губ.
Он сел к видеомагнитофону и принялся гонять пленку туда-сюда, делая пометки на листе бумаги. Инженер стоял у него за спиной.
Ни режиссера, ни видеоинженера, ни продюсера увиденные кадры давно не волновали. К порнографии они относились не как потребители, а как производители.
– Значит, ты меня понял, Роман? Три дня у тебя, начиная с сегодняшнего вечера, и все должно быть закончено.
– Я не успею озвучить.
– Успеешь, у тебя в запасе восемьдесят часов времени.
– Ты так считаешь.., словно я не кино делаю, а репортаж со съезда. План к плану склеил – и готово. Подложил музычку, спели «Интернационал», запустили титры…
– А вот титры не надо, – ехидно заметил Супонев,. – обойдемся без титров.
– Это я так, по привычке.
– Если успеешь закончить, будет премия.
– В размере?
– Тридцать процентов от гонорара.
Роман взял сигарету, пригладил черные волосы:
– Ладно, так и быть. Я посплю часа три, потом сяду монтировать.
– Как хочешь. Я поехал. Смотри, чтобы все прошло тихо и аккуратно.
– Как всегда, – сказал режиссер. Охрана ждала Супонева внизу. Он, спускаясь в гараж, подозвал главного:
– Ты, Толя, смотри, чтобы все было в полном ажуре.
– Понял, шеф, какие проблемы!
– Смотри, чтобы местные сюда не лезли.
– Кто сюда залезет? Головы поотрываем!
– Вот этого не надо, просто припугните.
– Припугнем, не волнуйтесь. Мы свое дело знаем. Ребята, правда, возбудились…
– Опять подсматривали за съемкой?
– Что им еще делать?
– И никаких баб. Предупреждаю, не дай бог, застану кого-нибудь постороннего, все с работы вылетите.
– Никого не приведем. Не было здесь такого, чтобы мои ребята посторонних водили.
Через пять минут ворота открылись, и черный «БМВ» с тонированными стеклами увез Супонева в Москву. Режиссер сел к пульту, видеоинженер за соседним монитором принялся расписывать материал.
В одиннадцать вечера дом выглядел полностью уснувшим. На втором этаже окна были задернуты плотными шторами, работали кондиционеры. Дорогин уже три часа наблюдал за домом, его автомобиль был спрятан на проселочной дороге, на опушке. Сам Сергей стоял у дерева, на нем была темная куртка цвета хаки, кепка, повернутая козырьком назад.
– Пора, – сказал он сам себе и быстро сбежал с пригорка к забору.
Старый фруктовый сад начинался сразу за кирпичным забором. Легко подтянувшись на руках, Муму забрался на ограду. С внутренней стороны кирпичного забора в три ряда шла колючая проволока. «Как на зоне, – подумал Сергей, прикоснувшись оправой солнцезащитных очков к проволоке. У него было подозрение, что по ней пропущен электрический ток. Но опасения оказались напрасными. – Итак, вперед!»
