– Ого! – сказала Белкина, прикладывая ладонь ко лбу, будто что-то могла рассмотреть в темноте распахнутого люка. – К вам начальник приехал? Если приехали для того, чтобы поинтересоваться, есть ли у меня жалобы, то их у меня нет, кроме одной – поскорее бы на свободу. Привычка дурная, – принялась объяснять Белкина невидимому собеседнику, – не могу писать в стол, не могу писать, если никто меня не подгоняет. Никакой определенности! Журналист, не знающий, в какой номер газеты попадет его статья, не может писать просто так – в пространство. Вы в самом деле начальник, самый главный террорист? Никто еще не высказал желания поменяться со мной местами? Неужели в нашей стране не найдется мужественного человека, который способен стать заложником ради освобождения известной журналистки?
– Я же говорил, с ней все в порядке, – прошептал чернорубашечник. – Она из тех баб, которые даже погруженные в концентрированную серную кислоту чувствуют себя великолепно.
– Понятно, – тихо ответил Тимур. Его бы больше устроила Белкина с покрасневшими от непрерывного плача глазами.
«Зря Гаспаров собирается ее освободить, – подумал он, – по лицу видно, она никому не прощает и ничего не боится.»
– Меня будут выводить на прогулки? Я даже согласна, чтобы мне завязывали глаза, или делайте это ночью, когда я не смогу понять, где нахожусь.
Варвара достала сигарету и требовательно крикнула:
– Огонька!
Чернорубашечник бросил в провал люка зажигалку, Белкина ловко поймала ее на лету.
– Сигареты дорогие курит, – пожаловался чернорубашечник, – мы, кстати, их за свои деньги покупаем.
– Не больно-то вы разорились, террористы долбаные! – крикнула Белкина. – Я, кстати, к вам в компанию сама не набивалась, а курить всякую дрянь не приучена. Положение обязывает.
Тут Белкина лукавила. Случались на воле моменты, когда она курила и вонючие дешевые сигареты, если посреди ночи обнаруживалось, что пачка любимого сорта пуста.
Тимур закрыл рот, так и не сказав Белкиной ни слова.
– Глаз с нее не спускать, по чужим участкам не шастать! С местными бабами не знакомиться.
– Неужели вы считаете, что мы такие идиоты?
– Вы расслабились. Сегодня вы готовы болтать с ней за жизнь, завтра вы поленитесь бочку на люк закатить, а послезавтра она убежит от вас.
– Смена предвидится?
– Нет, вас и так двое.
– Об оплате поговорить надо, – сказал чернорубашечник.
– Мы договаривались о сумме заранее, – напомнил Тимур.
– Ситуация-то изменилась. Мы не знали, что из похищения получится новость, о которой станут болтать на всех телевизионных каналах. Вы не сказали, что она – звезда.
По глазам Тимура бандиты поняли, что им дополнительных денег не видать.
– Это от вас не требует дополнительных усилий, – официально заявил он. – Запишите ее на видео. Вот примерный текст того, что она должна сказать, – Тимур подал лист бумаги с несколькими строчками. – Она журналистка, придумает, как разукрасить. Смотрите, чтобы руки в кадр не попали, мы обещали ее отрубленный палец прислать.
Электрик захихикал, но тут же смолк. Тимур не был настроен шутить.
– Как насчет ночных прогулок?
– На ваше усмотрение. Если убежит, лучше вам потом со мной не встречаться.
Любитель бриллиантов Тимур убедился, что службу охранники несут исправно, не пьют, и уехал в Москву.
Гаспаров выслушал его молча, не перебивая, лишь сдержанно кивал, мол, все идет хорошо. Затем приобнял Тимура за плечи. Мужское прикосновение было неприятно бандиту, но говорило о том, что Гаспаров благосклонен к нему.
– Займись главным редактором «Свободных новостей плюс». Менты – идиоты, а он мужик неглупый. Напомни ему о выкупе за Белкину, только смотри, не перегни палку. Особо не пугай, иначе в ментовку побежит. Скажи, что времени у него осталось пять дней, после чего ни Белкина, ни деньги нас уже интересовать не будут. Скажи ребятам, пусть особо проследят, чтобы ни одного фильма с погибшими девчонками в Москве не продавалось. Подгадил нам ублюдок Петровича – Сильвестр!
– А если главный редактор торговаться начнет, цену сбавлять? По-моему, если и мы скинем, так будет убедительнее.
– На пятьдесят тысяч, максимум, скинуть можешь. Все равно ко мне прибежит.
– Я бы хотел знать, что будет дальше? – поинтересовался Тимур.
– Я дам главному редактору деньги, а ты от него получишь выкуп. Белкину вернешь, вот и все.
– Прикончить ее надо, – вздохнул Тимур.
– Она хорошая журналистка, ядовитая как змея. Ее яд для нас – лекарство. Вот только с порнофильмом получилась накладочка. Но кто ж знает, где упадешь? Знал бы, соломки подстелил.
Дом Гаспарова не предназначался для незаконных дел, вершить их тут являлось прерогативой хозяина – для шантажа по телефону у Тимура в запасе всегда имелся нелегально подключенный «хакнутый» сотовик.
Он отъехал совсем недалеко и набрал номер главного редактора «Свободных новостей плюс».
* * *
Якубовский внимательно выслушал Дорогина. С точки зрения логики получалась почти безукоризненно стройная система. Но это лишь на первый взгляд. Якубовский знал то, что не было известно Муму и что все расставляло по местам.
Журналистку украли лишь для того, чтобы получить деньги, – самое ясное и доступное пониманию объяснение. Все остальное – дым, суета, шумиха, поднятая для того, чтобы скрыть правду. Язык у Якубовского просто таки чесался, чтобы рассказать Дорогину правду. Яков Павлович видел перед собой неглупого человека, способного пройти сквозь огонь и воду и медные трубы. Тайну всегда тяжело держать при себе и ни с кем ею не поделиться. Единственным, с кем Якубовский мог делиться до последнего времени, был Гаспаров. Теперь же появился еще один человек. «Он не дурак, – подумал Яков Павлович, – есть такой универсальный закон: если копать упорно и настойчиво в одном месте, то обязательно что-нибудь выкопаешь. Дорогин копает, значит, доберется до правды и без меня. Он не помешает. Как-никак друг Белкиной, вреда ей не желает.»
– Все не совсем так, как вы думаете, – уклончиво начал Якубовский. – Все и проще, и сложнее.
– Вы тоже уверены, что они не террористы?
– Я знаю это точно.
В этот момент в кабинет вбежала сотрудница:
– Извините, Яков Павлович, но нужно срочно решать, что делать с последней страницей? Есть два варианта, мы все переругались, какую статью ставить в этот номер, а какую в следующий.
В приоткрытую дверь проникали голоса спорящих. Иногда даже можно было различить матерные слова, истерично выкрикиваемые женщиной.
– Извините, – сказал Яков Павлович, – у нас важные дела, – Я это заметил, – Дорогин ухмыльнулся.
