«Угадал! — понял он. — Выходит, они просто работают вместе и не женаты!»
— Подозреваю, что вам не было… нет никакого дела до Карлоса.
«Не было, — подумала она. — Вот он и произнес эти слова! Он проговорился. Ложь выплыла наружу».
Она попыталась вспомнить все замечания о Карлосе, сделанные этим невидимкой. Она заново оценила ситуацию. Может, темнота — это особая уловка, чтобы уменьшить ее сопротивление? Она проверила, насколько крепко ее привязали. Дьявольски крепко.
— Вы не ответили, — заметил Хельстром.
— Не чувствую себя обязанной!
— Ваше агентство является ответвлением исполнительной власти правительства?
— Нет!
Хельстром прочитал показания приборов. Вероятно, Тимьена сама в это верит, но в глубине души сомневается. Он заметил, что женщина отчаянно извивается, пытаясь освободиться. Неужели она полагает, что он ее не видит?
— Почему правительство интересуется нами? — спросил Хельстром.
Женщина отказалась отвечать. Ремни, которые ее стягивали, создавали ложное впечатление. На ощупь они казались кожаными, поддавались ее усилиям, но стоило лишь на мгновение ослабить борьбу, как вновь плотно стягивали ее.
— Вы работаете на агентство, связанное с исполнительной властью правительства, — сказал Хельстром. — Просто так, из праздного любопытства такого рода агентство не станет совать нос в наши дела. Какой интерес мы можем представлять для правительства?
— Вы собираетесь убить меня, разве не так? — спросила Тимьена.
Она отказалась от борьбы, выбившись из сил. Разум ее балансировал на грани истерики. Они решили ее убить. Они убили Карлоса, а теперь наступила ее очередь. Все шло не так, как задумывалось. Предчувствие не обмануло ее. «Этот проклятый дурак Мерривейл! Все у него идет не так, как надо! А Карлос — идиот, каких свет не видывал! Вероятно, он угодил в ловушку. Его схватили, и со страху он раскололся. Это очевидно. Этот, в темноте, знает слишком уж много. Карлос все им выболтал, и они убили его».
Приборы Хельстрома показали, что женщина близка к истерике. Он испугался, хотя знал, что причиной этого страха частично является его чувствительность к тонким выделениям ее тела. Женщина излучала ужас, который мог воспринять любой житель Улья. Ему не нужно было даже смотреть на приборы. Позже эту комнату нужно будет промыть, как пришлось после допроса Депо. Иначе любой работник под действием таких эманаций может выйти из равновесия. Но он-то должен исполнять свой долг. Возможно, охваченная страхом женщина выдаст то, что он больше всего хотел бы узнать.
— Вы работаете на правительство, — сказал Хельстром. — Мы знаем это. Вас послали сюда узнать, чем мы тут занимаемся. Что вы предполагали здесь обнаружить?
— Меня не посылали! — пронзительно закричала Тимьена. — Не посылали! Не посылали! Не посылали! Карлос просто сказал, что мы отправляемся отдыхать. Что вы сделали с Карлосом?
— Вы лжете, — сказал Хельстром. — Я знаю, что вы лжете, и вы, разумеется, должны понимать сейчас, что ложь бессмысленна. Будет лучше, если вы расскажете мне правду.
— Вы меня убьете в любом случае, — прошептала Тимьена.
«Дьявольщина!»— подумал Хельстром.
Праматерь предупреждала его, что в жизни один кризис может накладываться на другой. Его работники пытали чужака. Это далеко выходило за рамки концепции милосердия. Такая мысль даже на мгновение не приходила в голову работникам, когда они извлекали информацию, необходимую для выживания Улья. Но такие действия оставляли отметины на теле Улья. В Улье не осталось невинных. «Мы сделали еще один шаг в сторону насекомых, которым подражаем», — подумал Хельстром. И спросил себя, почему эта мысль опечалила его. Он подозревал, что любая форма жизни, вызывающая излишнюю боль, постепенно разрушает свое же сознание. А без сознания, которое объективно отражает жизнь, смысл может потерять и сама цель.
С внезапным раздражением Хельстром рявкнул:
— Расскажите мне о «Проекте 40».
У Тимьены перехватило дыхание. «Они знали все! Что они сделали с Карлосом, чтобы заставить его выложить даже это?» Она почувствовала, что леденеет от ужаса.
— Рассказывайте! — рявкнул Хельстром.
— Я… я не знаю, о чем вы говорите.
Приборы сказали ему все, что он хотел знать.
— Вам будет очень плохо, если вы станете упорствовать, — пояснил Хельстром. — Мне бы не хотелось, чтобы дело дошло до крайних мер. Расскажите мне о «Проекте 40».
— Но я не знаю ничего о нем, — простонала Тимьена.
Приборы показывали, что слова ее близки к правде.
— Но кое-что вам все же известно, — произнес Хельстром. — Расскажите мне.
— Почему бы вам просто не убить меня? — спросила она.
Хельстром вдруг понял, что действует в тумане глубокой печали, почти отчаяния. «Могущественные дикие люди Внешнего мира знают о „Проекте 40“! Как это могло случиться? Что им известно? Эта женщина всего лишь пешка в большой игре, но все-таки она может дать ценный ключ».
— Вы должны рассказать мне, что вам известно, — сказал Хельстром. — Если вы послушаетесь, обещаю не прибегать к крайним мерам.
— Я не верю вам, — ответила она.
— Вам больше некому верить.
— Меня будут искать!
— Но не найдут. А теперь расскажите мне, что вам известно о «Проекте 40».
— Только название, — ответила Тимьена, сникая. «Какой смысл? Им же все известно!»
— Где вы впервые повстречали это название?
— В документах. Их забыли на столе в МТИ, и один из наших людей снял с них копию.
Пораженный, Хельстром закрыл глаза.
— Что было в этих документах? — спросил он.
— Несколько цифр и формул. И еще что-то, не имеющее, правда, большого смысла. Но один из наших людей предположил, что они могут являться частью проектной документации какого-то нового оружия.
— Он не сказал, какого именно?
— Кажется, речь шла о каком-то насосе с частицами. В них говорилось, что оружие способно входить в резонанс с материей на расстоянии, разрушать стекло и тому подобное, — она глубоко вздохнула, подумав, зачем говорит это. В любом случае ее убьют.
— Э-э… ваши люди пытаются построить такое оружие, на основе этих документов?
— Пытаются, но я слышала, что найденные бумаги не полны. Ученые во многих деталях не уверены, и кто-то даже сомневается, что речь вообще идет об оружии.
— Они не согласны, что это оружие?
— Думаю, да, — ответила снова она со вздохом. — Это оружие?
— Да, — так же ответил Хельстром.
— Теперь вы меня точно убьете? — спросила Тимьена.
От жалостного, умоляющего тона ее голоса он в ярости взорвался.
