Сволочи!
Его сделают козлом отпущения, если все пойдет не так, как ожидается. Как будто все и так не идет наперекосяк. Он слышал, как со скрипом власти дают обратный ход в Балтиморе и Вашингтоне: «Что ж, вы знали, во что ввязывались, Мерривейл». С профессиональным сожалением прозвучит их стандартная фраза: «В нашем деле каждый сам несет свой крест, если того требуют обстоятельства».
А ситуация именно такова, никаких сомнений. Если ее еще можно исправить, то он сделает это, но сперва нужно позаботиться о себе.
— Дьявольщина! — выругался он в сердцах. — Ладно, вернемся к делу. Что вам удалось узнать о моих людях?
— Ничего.
— Ничего? — возмущенно воскликнул Мерривейл. Повернувшись, он пристально посмотрел в лицо Гаммела при свете фар встречного автомобиля. Лицо фэбээровца сохраняло невозмутимость — камень, который не выказывал никаких эмоций.
— Мне бы хотелось получить разъяснение этого «ничего», если, конечно, этому вообще можно найти объяснение, — язвительно произнес Мерривейл.
— В соответствии с полученными инструкциями, — сказал Гаммел, — мы дожидались вас.
«Просто подчиняются приказам», — подумал Мерривейл.
Он понимал, что скрывается за этой фразой. Только то, что козел отпущения может быть только один. И это тоже имелось в инструкциях, полученных Гаммелом. Можно не сомневаться. Черт возьми, никаких сомнений!
— Я нахожу это невероятным, — заметил Мерривейл и, повернувшись, посмотрел из окна на ночной пейзаж, смутно проносящийся мимо них, когда они подъезжали к Фостервиллю. Можно было разобрать лишь то, что дорога шла по открытой местности, слегка поднимаясь, и где-то вдали при слабом сиянии звезд едва вырисовывались очертания пологих холмов. По дороге мчалось еще несколько автомашин. Окружавшая их темнота навевала ощущение одиночества, усиливая чувство покинутости, которое испытывал Мерривейл.
— Давайте определимся, — сказал Гаммел. — Я специально приехал один, чтобы поговорить с вами с глазу на глаз.
Гаммел посмотрел на Мерривейла. «Бедняга, попал же он в положеньице, уж это точно. Неужто до него стало доходить только теперь?»
— Так почему вы не говорите откровенно? — спросил Мерривейл.
«Он более агрессивен, чем того требует ситуация, — подумал Гаммел. — Значит ли это, что он обладает информацией, которая может ослабить позиции его Агентства? Интересно…»
— Я делаю все, что в моих силах, в рамках полученных инструкций, — произнес Гаммел. — Я не пробыл и часа в Фостервилле, когда мне сообщили, что вы прилетаете в Лейквью. Мне пришлось мчаться на всех парах, чтобы поспеть. Мне сказали, что вы прилетаете в Лейквью потому, что там находится самая ближайшая полоса с посадочными огнями. Это так, или дело в чем-то другом?
— Что вы имеете в виду?
— Я все еще помню о наших потерях — в Систерс.
— Ах да… конечно. Это было в отчете, полученном мною в Портленде. Но все равно, рано еще делать выводы — будь по-другому, я бы сообщил вам. Пожар уничтожил все следы. Могла быть молния или взрыв горючего. Сообщается, что пилот должен был лететь через Колумбия Джордж, однако он решил выгадать время и полетел напрямик.
— Диверсия не исключается?
— Да. Даже весьма вероятна, по моему мнению. Удивительно странное совпадение, не находите?
— Мы действуем, исходя из этого допущения, — заметил Гаммел.
— Как вы распорядились вашими одиннадцатью людьми и патрулем? — спросил Мерривейл.
— Я отправил три машины — в каждой по два человека. Одна из машин Орегонского дорожного патруля с тремя офицерами отправлена на юг. Это займет немного времени. Но во время этого путешествия они будут вне пределов радиосвязи.
— А какую задачу они выполняют?
— В мотеле Фостервилля мы устроили коммуникационную базу. Экипажи машин выходят на связь с этой базой через определенные промежутки времени. Автомобили моих людей распределены между Фостервиллем и Фермой, и они…
— То есть две машины между городом и Фермой?
— Нет, три. Плюс машина Орегонского дорожного патруля — четвертая. Три мои машины охватывают широкий район: одна — на востоке, на дороге Лесной службы, а две другие — на дороге, ведущей к Ферме. Им приказано не приближаться более чем на две мили.
— Две мили?
— Да, и людям приказано не выходить из машин.
— Но две мили?..
— Когда мы уверены в том, что делаем, и знаем, кто нам противостоит, мы не боимся рисковать, — отрезал Гаммел. — Но в этом деле, похоже, сплошные темные пятна.
Он говорил ровным голосом, пытаясь сдерживать себя. Мерривейл со своей придирчивостью становился невыносимым. Он что, так и не понял, что Гаммел лично наденет на него наручники еще до того, как истекут ближайшие двадцать четыре часа? Что этот ублюдок ждет от него?
— Но две…
— А сколько вы потеряли уже людей? — требовательно спросил Гаммел, уже не пытаясь скрывать своего гнева. — Двенадцать? Четырнадцать? Мне сказали, что в посланной вами сегодня команде было девять человек, и еще по меньшей мере одну вы потеряли раньше. Неужели вы принимаете нас за слабоумных?
— Четырнадцать, считая Дзулу Перуджи, — ответил Мерривейл. — Считать вы умеете.
В тускло-зеленом свете приборной доски он заметил, как побелели костяшки пальцев, крепко сжимавших руль.
— Итак, мы имеем одного мертвого, тринадцать исчезнувших и разбившийся самолет в Систерс — итого двадцать. И вы еще спрашиваете меня, почему я не отправил своих людей вслед за вашими? Будь на то моя воля, я бы уже кинул туда подразделение морских пехотинцев, и они бы там навели шороху, но мы так не поступаем. Почему же? Потому что всю эту кашу заварили ваши люди! И если все взорвется, мы не хотим погибнуть при взрыве. Я понятно объяснил? Откровенно?
— Шайка трусов, — пробормотал Мерривейл.
Гаммел резко вывернул руль и затормозил на обочине. Потом со скрипом установил ручной тормоз и выключил фары и двигатель. Повернувшись лицом к Мерривейлу, он выкрикнул:
— Слушай, ты! Я понимаю, ты попал в переплет. Отлично понимаю. Но мое бюро не участвовало в этом с самого начала, хотя должно было бы! И если там окажется коммунячий выводок, то мы разделаемся с ним и получим любую необходимую помощь. Если же дело в защите нового промышленного изобретения от стервятников, которых вы представляете, — то игра будет вестись по совершенно иным правилам.
— Что вы имеете в виду: промышленность, изобретения?
— Вам чертовски хорошо известно, что я имею в виду! Мы не просиживаем задницы, получая информацию только от вас.
«Если им все известно, — подумал Мерривейл, — почему же тогда они все еще помогают нам?»
И словно услышав этот вопрос, Гаммел произнес:
