– Это, наверное, больно.
На миг мне почудилось, что Пруденс способна на сочувствие.
Однако мгновение спустя она добавила:
– И раздражает. Как затянувшаяся сыпь.
Пруденс всегда оставалась верна себе, и с этим можно только смириться. Я снова подалась к ней:
– Тогда давай пойдем вдвоем.
Пруденс встала с кресла и потянулась.
– С утра пораньше небольшая заварушка пойдет только на пользу. Почему бы и нет? А сейчас прошу меня извинить… – Она пошевелила пальцами. – Мне надо проверить некоторые темные подозрения и кое-кому отомстить.
– Значит, у тебя самый обычный вечер.
Пруденс кровожадно хмыкнула и удалилась.
На рассвете мы изгоним эту демоницу, а сейчас у меня еще оставалось немного времени. Мисс Уордвелл всегда давала мне добрые советы.
В прошлый раз, когда людям Гриндейла грозила беда, ради их спасения я записала свое имя в Книге Зверя. Я продала свою душу и теперь уже не знаю, кем я стала и в чем мое предназначение. Вся моя жизнь превратилась в череду сомнений.
Если мои друзья попадут в беду, я все равно буду защищать их, но, надеюсь, в этот раз будет легче, чем в прошлый. Второй души на продажу у меня нет.
Ведьмы этого избежали
28 декабря, вечер
Пруденс
Пруденс крадучись шла по следам Ника Скрэтча от самой библиотеки. Увидев, куда он направился, она вихрем ворвалась в дом охотника на ведьм и вырвала своего брата из рук этого негодяя. Тот не полез в драку, поэтому она, так и быть, оставила его в живых. Крепко прижала Иудушку к груди, и он испуганно захныкал ей на ухо. Она погладила малыша по черным взъерошенным волосам, потом развернулась и сунула его Нику, а сама встала перед охотником, ограждая братишку от опасности. Ник что-то сердито буркнул. Она пронзила его пылающим взглядом, обещавшим смерть и вечные мучения даже по ту сторону могилы.
– Николас Скрэтч, ты тупица и негодяй, – прошипела она. – И среди всех самых тупых решений на свете твоя идея заслуживает главный приз. Ну как, скажи ради Сатаны, как тебе пришло в голову оставить младенца на попечение охотника на ведьм?
Ник раскрыл было рот, но охотник высказался первым.
– Нехорошо обзывать людей тупицами и негодяями.
Пруденс покосилась на него через плечо.
– А если я вырву тебе язык, это будет хорошо?
Охотник тихо продолжал:
– И я не сделал ребенку ничего плохого.
Слепая ярость пронзила Пруденс, как молния. Она кинулась на охотника – тот лишь моргал своими глупыми коровьими глазами да раскрыл было рот, явно чтобы сказать еще какую-нибудь глупость, – когтистой рукой крепко схватила его за волосы, откинула голову и влила между зубов какое-то зелье из крохотного пузырька.
Этому зелью, конечно, далеко до пирога правды, который печет Хильда Спеллман, но в данном случае сгодятся и менее хитроумные средства.
– Что это было? – скривился охотник. – Гадость какая!
Вид у него был испуганный, и она порадовалась. Будет знать, что его ждет, если посмеет встать у нее на пути.
– Теперь ты не сможешь сказать ничего, кроме правды! – рявкнула она. – Признавайся, что ты сделал с моим братом?!
– Спросил у соседки, как ухаживать за младенцами, и она мне рассказала, – ответил охотник. – Дал ему бутылочку, погремел перед ним всякой всячиной, чтобы развлечь, покачал его на руках, спел колыбельную. За этим меня и застал Ник, вот я и умолк.
– Почему? – спросил Ник.
– Потому что смутился, только и всего! – огрызнулся охотник. – Боже мой!
Пруденс испустила крик ярости.
– Не говори так при ребенке!
– Да, верно, – вздохнул охотник. – Простите.
Должно быть, он весь день произносил эти слова при Иудушке. С тем же успехом Ник мог бы отдать младенца на попечение адским псам, чтобы они заразили его адскими блохами. Надо признать, Иуда выглядел целым и невредимым, но подозрения Пруденс не рассеялись ни на миг.
– Что ты намеревался с ним сделать?
– Надеялся, что он еще хоть немножко поспит, – ответил охотник.
Ярость застилала ей взор, в ушах шумела кровь, но даже при этом она расслышала в его словах беспомощность. Ник многозначительно кашлянул. Пруденс метнула через плечо испепеляющий взгляд. Ник держал младенца очень неумело, тот орал во всю глотку, и Пруденс его прекрасно понимала.
– Говоришь, он твой брат? – неожиданно спросил охотник.
– Ну и что? – ощетинилась Пруденс и снова обернулась к нему.
Его глаза – о ужас! – вдруг стали мягкими, на лице проступили какие-то непонятные чувства. Вид у него еще был испуганным, но, кажется, по неведомым причинам страх отступил на второй план.
– Понимаю, – кивнул он ей.
– Ничего ты обо мне не понимаешь, охотник, и никогда не поймешь.
– Малышу с ним нравилось, – вступился Ник.
Пруденс рявкнула на него:
– А если бы объявился кто-нибудь из родичей этого охотника и решил утопить ведьмино отродье? Кто бы ему помешал?
Нику впервые стало страшно. Ник Скрэтч всегда искренне считал, что может делать что угодно, и ему все сойдет с рук. Еще никогда ему в голову не приходили мысли о реальных последствиях.
И вдруг охотник за ведьмами сказал:
– Кто помешал бы? Я.
Пруденс с первого же взгляда, едва переступив порог, заметила, что охотник за ведьмами изо всех сил старается казаться как можно мельче: сутулится, втягивает голову в плечи. А теперь это впечатление прошло. На стенах было развешано оружие из холодной стали, и в глазах охотника горела готовность драться. Он вам не робкий кролик. Он – змея, притаившаяся в траве. Пруденс узнала о нем то, чего, возможно, он сам о себе не знал. Он опасен.
– Придется вам поверить мне, – сказал охотник с кривоватой улыбкой. – Потому что я под сывороткой правды.
– Еще не хватало мне слушать всяких людишек! – фыркнула она, но тем не менее почувствовала, что гнев уходит.
И вдруг поняла: он делает это намеренно, говорит расслабляющие слова – точно так же, как убаюкивал ребенка. Она еще не раскусила его игру, но решила не поддаваться ложному чувству умиротворения. Безопасности в этом мире не существует, и меньше всего на нее можно надеяться в доме охотника на ведьм.
Пруденс уцепилась за остатки гнева. Так надежнее.
– Не хотел тебя расстраивать, Пруденс. – Ник подмигнул ей, отчасти успокоительно, но с большой долей кокетства. – Я вообще не собирался посвящать тебя в этот замысел.
Гнев вернулся сам собой.
– Я тебя убью, Ник Скрэтч!
