– Чокнутый потаскун, – крикнула она ему вслед. – Иди проси романтического совета у охотника на ведьм, который и одеться-то сам толком не может. Пусть тебе отрубят голову, набьют рот солью и похоронят возле перекрестка!
Хлопнула дверь. Пусть этот чокнутый потаскун сам отвечает за свои решения. Ей, Пруденс, еще много кому надо печенку поджарить.
Хильда Спеллман говорила, что Зельда часто заходит к ней на работу, поэтому Пруденс намеревалась заглянуть в кафе и лично убедиться, что Сабрина, как и обещала, замолвила доброе словечко. Зельда не появлялась в академии с самого Йоля, и Пруденс никак не могла выдумать предлог, чтобы наведаться в гости к Спеллманам. А дурацкое людское кафе – место общественное. Пруденс имеет право туда ходить, сколько вздумается. Иуду можно оставить на попечение сестер. Он впоследствии еще скажет ей спасибо, когда она обеспечит ему подходящую кандидатку на роль матери.
Пруденс вышла из академии и быстрым шагом направилась в город, к книжному магазину. Она, конечно, не Ник Скрэтч, который охотно женился бы на книгах и нарожал маленьких новеллочек, но в той лавке она присмотрела несколько интересных томов по демонологии. В ожидании Зельды можно вдоволь пошарить по полкам.
Погрузившись в размышления о том, как лучше организовать эту случайную встречу, она шагала по обледенелой главной улице, мимо того самого переулка, где они с Сабриной изгоняли бесовку. И вдруг остановилась, пораженная внезапной мыслью. Ей захотелось еще раз взглянуть на место событий, место их победы. Возможно, оно принесет удачу.
Она направилась к опрокинутым урнам. Кто-то уже выкинул сброшенную женскую одежду, но мусор до сих пор валялся на земле. Они с Сабриной в самом деле изгнали злую демоницу. Интересно, отец впечатлился бы таким поступком?
Пруденс не обращала внимания на беспокойную толпу, запрудившую улицы. Людские проблемы ее не касаются.
И вдруг сзади на нее обрушился удар.
По затылку въехало что-то тяжелое, с острыми краями, очень твердое. Пруденс пошатнулась, ухватилась за стену дома и еле удержалась на ногах. На миг глаза заволокло темнотой, но не успела тьма рассеяться, как она собралась с силами и развернулась.
Перед ней стояла кучка людей. В тот же миг Пруденс с трудом увернулась от еще одного снаряда. Он не попал между глаз, куда летел, а чиркнул по виску. Пруденс коснулась ссадины. Глаз залило горячей кровью, она уже почти ничего не видела, лишь с трудом различила несколько лиц и расслышала слова:
– … видел в лесу ее и еще пару мегер…
– … обвела меня вокруг пальца, наслала видения…
– Ведьма!
– … врет беспрерывно…
– Ведьма!
Она узнала одного из мальчишек: кажется, это его она мучила в шахте… И еще одного мужчину – шахтер, наверное. Вперед вышел парень, его она не узнала. Прищурился, сжал в кулаке обломок кирпича…
В нее кидали кирпичами. Она уже шаталась и истекала кровью. Может, еще успеет заговорить людям зубы.
– Гореть тебе на медленном огне, ведьма! – заорал парень, швырнув обломок.
Пруденс поймала его окровавленной рукой, прошептала заклинание, и он рассыпался красной пылью прямо в кулаке.
– Умри визжа, человечишка!
Она никогда не умела заговаривать зубы. Надо оторваться от стены и бежать прямо на них, но она сомневалась, что без опоры сумеет удержаться на ногах. «Может, наслать на них видения?» – подумала она и принялась с трудом вызывать в лихорадочном мозгу слова хоть какого-нибудь заклинания.
Вдруг устье переулка потемнело, словно кто-то затянул его черным занавесом. На фоне сгустившейся полуночи, словно певица на сцене, нарисовалась Зельда Спеллман.
– Здравствуйте, мальчики, – проговорила она и потушила сигарету о стену.
Ее светлые локоны выбивались из-под черной шляпки, украшенной элегантным вороньим пером. На ней был черный двубортный плащ, перетянутый поясом из акульей кожи, а на поясе висела цепочка из акульих зубов.
– Я знаю одну ведьму, которая обратит вас в бегство, сказав, что насквозь видит самые гнусные секреты ваших черных сердец.
Хулиганы уставились на нее.
Зельда улыбнулась, показав зубы.
– Но она добрая сестра. А я злая. Я с огромным удовольствием вырежу вам сердца, положу между двумя ломтями хлеба и съем. А потом выплюну, потому что, хоть и много воды утекло с тех пор, как я в последний раз ела человечину, все же не хочу мараться об таких, как вы.
Какой-то дурак поднял кирпич и тотчас же выронил с громким воплем. Раздался треск, будто хрустнула ветка. Пруденс догадалась, что это сломалась кость.
– У вас последний шанс убежать, – сказала Зельда. – А не то превратитесь в сэндвичи.
Они бросились наутек и растворились во тьме. Зельда подошла к Пруденс, положила руку ей на лоб, словно проверяя температуру. Пруденс почувствовала, как по лицу заструилась магия, прохладная и целительная, и бессильно рухнула в протянутые руки Зельды.
Она пришла в себя на кушетке в академии. Но эта кушетка по волшебству стала раза в три шире ее кровати. Пруденс лежала на груде восхитительно мягких бархатных подушек, под парчовым одеялом, в уютном плюшевом гнездышке.
Совсем рядом переговаривались Зельда и отец Блэквуд – нет, напомнила себе Пруденс, ее родной отец.
– Время от времени у кого-нибудь из людей возникают подозрения, – тихо говорила Зельда. – Обычно это улаживается путем простого стирания памяти. Если это не поможет, я переломаю им шеи и пущу внутренности на ингредиенты для колдовства.
– Искренне восхищаюсь такой энергичной женщиной, – прошептал отец.
Пруденс стала торопливо писать предупредительную записку для Ника. Едва она успела закончить, как кто-то поправил на ней одеяло.
– А, Пруденс, вот ты и проснулась, – сказала Зельда. – Как ты себя чувствуешь?
Она не позволила себе выказать слабость на глазах у отца.
– Дьявольски хорошо.
И попыталась сесть. Зельда подложила ей под спину бархатные подушки.
– Если у тебя разума хоть чуточку больше, чем Сатана дал лягушке, то не вздумай шевельнуться до утра.
– А кто будет присматривать за младенцем? – возмутился отец.
Взгляд Пруденс метнулся к колыбели. Иуда лежал там. Наверное, Зельда забрала его у сестер.
Зельда пожала плечами.
– Да полно тебе, Фауст, в твоих покоях я легко управлюсь со всем, что требует присмотра. Не сомневайся.
Фауст Блэквуд слегка нахмурился, поправил острыми ногтями высокий антиклерикальный воротник.
– Давай сначала приготовлю на ужин что-нибудь получше той бурды, которой пичкают в академии, – бодро добавила Зельда. – Потом уложу ребятишек, а затем мы с тобой займемся… приходскими делами.
