Но нет. Не привидение. Всего лишь я сама, бледная, как мои обновленные волосы. Снова вспомнилась моя золотоволосая мама.
Я всегда знала, что не похожа на нее. Да этого и быть не могло. Ведь я выросла среди ведьм.
Добравшись до кровати, я рухнула на нее как была, прямо в пушистых тапочках с зайчатами. И в следующий миг ворвался Эмброуз. Он хохотал, словно какой-то невидимый бес нашептывал ему анекдоты, хотя, может, это делал его фамильяр-мышонок, сидевший в кармане.
– Добрый вечер, сестренка!
– Не такой уж и вечер.
Эмброуз лишь махнул рукой:
– Я собирался поговорить с тобой вечером.
За последнее время на меня обрушилось слишком много плохих новостей. Я внутренне сжалась, голос прозвучал резко:
– О чем? И почему не поговорил?
Братец помолчал.
– Потому что моя жизнь не вращается вокруг одной тебя.
– Знаю. Прости. – Я прикусила губу.
– Сам иногда диву даюсь, – пробурчал Эмброуз, но голос оставался веселым. – Независимо от тебя, мое существование полно волнующих приключений. Угадай, кого Пруденс на днях назвала красавчиком? Вашего покорного слугу. И правильно делает, что не молчит об этом.
– Рада за тебя.
– Ну да. Вечером мы с Люком были очень заняты.
– Должно быть, играли в крестики-нолики, – ухмыльнулась я.
– Скажем так, я вышел победителем с тройным перевесом в счете.
Эмброуз вальяжно подошел и ухватился за столбик в изножье моей кровати. На пальцах блеснули бесчисленные кольца. Сегодня он надел бронзовую шелковую рубашку и кожаные штаны. До сих пор было непривычно видеть братца в одежде для выхода, а не в бесчисленных роскошных пижамах. Недавно отец Блэквуд снял с него домашний арест. Формально ему было разрешено ходить только в Академию невиданных наук и обратно, но Эмброуз был не из тех, кто играет по правилам. Он вовсю пользовался новообретенной свободой. Я вычислила, что сегодня он, должно быть, ходил с Люком в кино. Но Люк, похоже, оказался не в восторге от человеческих развлечений.
– Как фильм?
– Оборвался на самом интересном месте.
– Почему?
Эмброуз сдвинул брови и всмотрелся в мое лицо.
– Не бери в голову. Что с тобой стряслось?
Я вздохнула:
– Прости за резкий тон. Утром я сделала кое-что очень крутое и надеялась, что, решив проблему, буду больше гордиться собой.
Я впервые попыталась сделать хоть что-то самостоятельно. Ну да, мне помогала Пруденс, но на этот раз я не втягивала родных в свои неприятности. Старалась выглядеть как можно лучше в их глазах. И, казалось мне, после этого я буду ощущать себя совершенно по-новому, почувствую свою колдовскую силу.
Но нет. После изгнания бесовки-неудачницы настроение не улучшилось ни на грош. Я облокотилась на подушки и вспомнила, как частенько за уроками сидела, прислонившись к Харви, прижавшись спиной к его груди. Он мог сидеть так часами, поддерживая и согревая, и время от времени шептал мне на ухо нежные слова.
Как же я по нему скучаю!
– Полно, сестренка, полно, – тихо проговорил Эмброуз. – Не грусти.
Он с кошачьей грацией взобрался на кровать, боднул меня в живот, уютно положил голову мне на колени. Увидев, что его привычное место занято, Салем возмущенно мяукнул, соскочил с подоконника и устроился возле меня на подушке. Я вдруг очутилась в окружении любящей компании – на моих цветастых простынях валялись и фамильяр, и братец. Я почесала Салема за ушком, запустила пальцы в курчавую шевелюру Эмброуза и улыбнулась ему. Он в ответ весело ухмыльнулся, глядя на меня снизу вверх.
– Возможно, моя новость тебя приободрит. Не так давно к тебе заходил мальчик.
Я подскочила:
– Харви?
– Нет, Сабриночка, прости. Ник Скрэтч.
Даже звук этого имени был как легкий, приятный электрический удар.
Эмброуз выгнул бровь:
– Ты, кажется, не огорчена?
Я ткнула его в плечо:
– Почему он не зашел?
– Не впустила тетя Хильда, – ответил Эмброуз. – Она его в грош не ставит и знать не хочет. Не вини меня, Сабриночка. Я был занят с Люком и понятия не имел, что наша тетушка способна отвергнуть такой первоклассный экземпляр.
Я поджала ноги в тапочках-зайчиках и задумчиво подергала Эмброуза за ухо.
– Ну да ладно. Пускай. В нем нет ничего серьезного, поэтому мне он неинтересен.
Эмброуз приподнялся, обхватил рукой колено и прислонился к кованому изножью кровати. Мой братец вечно пребывал в движении. И никто не мог его притормозить.
– Может, он серьезнее, чем нам кажется.
– С чего это ты вдруг так заговорил?
Эмброуз уклончиво хмыкнул.
– Возможно, я ошибся. Донжуаны имеют свойство перековываться. В любовных романах тетушки Хильды это происходит сплошь и рядом. Может, он ищет, с кем связать себя вечными узами.
– А может, он ищет, кого бы еще затащить в постель.
– Одно другому не мешает, – расхохотался Эмброуз. Я замолотила его кулаками. – Ладно, сестренка. Это я просто так болтаю. Ты достойна серьезного отношения. Может, он и впрямь серьезен. Дай ему хоть одну попытку.
Я выглянула в окно. За белой тюлевой занавеской вырисовывался черный силуэт леса.
– И конечно, я подумал, что слишком сурово относился к нашему малышу Харви, – заявил Эмброуз, который был ростом гораздо ниже Харви. – Ему сейчас приходится нелегко.
Я нахмурилась:
– Сначала ты говоришь, что я должна дать Нику хоть одну попытку, а потом опять заводишь разговор о Харви?
– Одно другому не мешает, – ухмыльнулся Эмброуз, и я стала швырять в него подушками.
Защищаясь, он мелкими заклинаниями заворачивал подушки с траектории, они летели обратно и врезались в меня с самых неожиданных сторон. Салем утробно заворчал, рассердившись на нас обоих. Пришлось оставить его подушку в покое.
– Кто знает, – протянул Эмброуз. – Может, они подружатся.
– Ну да, – фыркнула я, потом неуверенно добавила: – Я и правда скучаю по Харви. Каждую минуту. Но не хочу больше вмешиваться в его жизнь. Для него это было невыносимо. Он настоял, что своими руками у… успокоит то, что осталось от Томми. И мне больно думать, что он был вынужден пойти на это из-за меня. Мне всего лишь хотелось вернуть ему старшего брата.
Эмброуз стал непривычно серьезен. В применении к нему это означало, что извечная озорная усмешка слегка приугасла.
– Понимаю, сестренка. Если бы на месте Томми был я, а на месте Харви – ты…
Он еще никогда в жизни не сравнивал нас и людей. Мне было приятно, что он до такой степени способен сочувствовать Харви, но мысль о том, чтобы потерять его, была невыносима. Эмброуз, как колибри, нигде не задерживался надолго, однако я протянула руку над залитым луной одеялом и схватила братца за локоть.
