Придя вечером домой, я пытаюсь рассказать своей маме о встрече с этой удивительной девочкой, так меня поразившей. Мама, как обычно, не может меня понять. Я начинаю ей говорить о своем ощущении бессилия и бесполезности в моменты, когда не знаю, чего хочет бедная малышка, отчего она плачет так, что сердце мое разрывается. Моя мама, вырастившая четырех собственных детей и иногда попутно воспитывавшая еще нескольких, не понимает моих затруднений.
– Эка невидаль – младенец. Плачет – значит, либо голодный, либо мокрый, либо болит что-то.
Для нее младенец – это просто объект с набором функций, которым легко управлять. Несколько кнопок – «сменить подгузник», «дать бутылочку»…
– Подумаешь, плачет. На то они и младенцы, чтобы плакать. Покричит, устанет и замолчит.
Для меня эта девочка, да и любой другой ребенок – это живая душа, уникальная полноценная личность. С самого начала, с момента зачатия. Я абсолютно уверена, что даже в утробе матери дети все слышат, понимают, чувствуют. Я верю тем, кто пишет, что с ними можно и нужно разговаривать, рассказывать, объяснять.
Просто пока они маленькие, им очень трудно. Их не понимают; они зависят от взрослых вокруг, от своих родителей и тех, кто больше, старше, сильнее. Они не всегда могут донести свои потребности, желания, ощущения до тех, кто должен о них заботиться, но не всегда умеет делать это хорошо.
Для меня все гораздо сложнее. Мой Младенец убежден и дает мне понять, что малышка плачет не потому, что голодна, промокла или у нее что-то болит. А потому, что даже сейчас, в три с небольшим месяца, у нее есть свои страхи, переживания, горести и печали.
Ей столько пришлось вытерпеть – уже сейчас, пока она такая кроха. Врачи были вынуждены разлучить ее с матерью, едва она родилась. Стоило ей появиться на свет, и она уже перенесла разлуку с мамой. А еще – ощущение бесконечного одиночества и покинутости, боль и ужас операции. Теперь ей страшно, что мама может уйти и никогда не вернуться. Как хорошо я знаю это чувство!
Она любит, чтобы мама стоя качала ее на руках, желательно держа вертикально. Она пытается заснуть, но все время просыпается – настолько чутка и тревожна.
И мне приходит даже не мысль, а ощущение: ведь это гарантия безопасности – пока мама стоит и качает ее, она не уйдет. Если мама сидит и держит меня неподвижно, то во сне ее легко спутать с колясочкой или кроваткой. Во сне трудно понять, держит ли меня мама на руках или я лежу совсем одна в кроватке. А быть одной смертельно страшно. Ведь могут прийти злые люди и причинить мне боль. Так уже было. И мамы не было рядом. Она не могла меня защитить. Поэтому маму ни за что нельзя отпускать, потому что очень страшно. Надо, чтобы мама стояла и сильно меня качала, тогда можно заснуть и быть уверенной, что мама здесь.
Как ужасно, как больно и горько, что такая маленькая девочка уже сейчас столько перенесла. Она такая чудесная и никому не сделала ничего плохого, но уже знает и боль, и ужас, и одиночество. И потому горькими слезами плачут мои глаза и душа.
Но ей и несказанно повезло. У нее чудеснейшие родители. О таких родителях можно только мечтать. Они так любят ее, видят, слышат, пытаются понять. Они так переживают за нее, заботятся о ней. Они оба ходят на терапию, чем вызывают мое безграничное восхищение, особенно папа. Ведь мужчина, который ходит на терапию – это такая редкость. Мужчинам гораздо сложнее, ведь они должны быть сильными, соответствовать стольким требованиям нашей культуры. Он так верит в своих дочку и жену, так поддерживает их обеих. Заботится, защищает. Он рядом, на него можно опереться.
Ее мама тоже вызывает мое бесконечное восхищение. На мой взгляд, она истинный герой. Я преклоняюсь перед ее отвагой, мужеством и честностью, ее безграничной любовью и преданностью своей маленькой дочке.
Ей так трудно – мне кажется, ей еще труднее, чем мне, потому что гораздо сильнее досталось от жизни. Она воочию встретила и прожила все те страхи и ужасы, что мучают и меня. И ей было сложнее, потому что она еще не была готова. Но ни времени, ни возможности у нее уже не оставалось. Она должна была встретиться с неизбежностью. И она достойно встречает судьбу, как бы сложно, страшно, тревожно и больно ей ни приходилось.
Я смотрю, как она часами напролет без устали качает и качает свою бедную любимую маленькую дочку, ходит с ней по комнате; как бесконечно о ней заботится; как понимает ее и любит; как оберегает и переживает. Она забывает о себе – не может ни присесть, ни поесть – потому что ребенок требует постоянного внимания, и ему нужна именно мама. А ведь мама – сама еще ребенок, внутри себя. И потому ей в разы сложнее. Еще и потому, что она все это понимает: свою огромную, колоссальную ответственность, сложность и неотвратимость стоящих перед ней задач. Ведь ребенок уже никуда не денется, он с ней навсегда. Все часы в сутках, днях, неделях, месяцах безраздельно принадлежат маленькой дочке. Ее мама – такая юная, хрупкая и ранимая, нежная и трепетная. Это ей нужны внимание, любовь и забота. Но она теперь – мама, поэтому стойко и неукоснительно выполняет свой священный материнский долг.
Я боюсь, что она не считает себя хорошей мамой, что ее мучают стыд и вина. Но я уверена, и со мной согласны мои Младенец и Ребенок, что она гораздо лучшая мама, чем была у нее самой, и с каждым днем, месяцем, годом она будет все лучше и лучше. Потому что она любит свою маленькую дочку и ходит на терапию, пытается ее понять, услышать, помочь, быть с ней. И все время с ней разговаривает. Мне кажется, это самое ценное. То, чего так отчаянно не хватало мне самой: чтобы мне объясняли, что происходит, что будет, как все вокруг устроено. Ведь когда рассказывают, становится настолько легче!
Я верю, что у этой маленькой девочки все будет чудесно. Что вместе со своими потрясающими мамой и папой она справится с любыми сложностями в своей жизни. Потому что они с ней, несмотря ни на что. Они рядом, помогают, любят ее, считают личностью, видят, слышат, разговаривают с ней. А что еще нужно ребенку? Уже и это такая редкость и такая ценность, что можно справиться со всеми трудностями.
Она спит на руках у мамы, ее головка откинута чуть назад, и в этой позе столько хрупкости и беззащитности, столько доверия и открытости, что мое сердце замирает от щемящей любви.
2010
Как понять, любят ли меня?
Ребенку сложно принять мир во всем его многообразии. Проще мыслить простыми категориями: плохой – хороший, любит – ненавидит.
Человеку, не получившему опыт безусловной любви, сложно поверить, что его могут любить. Он склонен сомневаться в близких людях и их привязанности. Особенно пока он зависит от их любви, еще не умея дать ее себе самостоятельно. Когда моя Любящая Мама окрепла, и Ребенок в ней уверился, меня стало гораздо меньше заботить, любят ли меня окружающие. Я поверила, что близкие люди точно любят меня – так, как говорят и показывают. А в пору сомнений меня сильно поддержала мысль о том, что я вполне могу пережить, если кто-то меня не любит.
До недавнего времени я не могла вынести чужую злость или критику. Потому что у меня с детства убеждение: если человек на меня злится, то это означает, что он меня отвергает, больше не любит, никогда уже ко мне не вернется и своих чувств ко мне не изменит. Конечно, в мою голову закрадывалась мысль, что, возможно, это и не так. Но чувства мои убежденно кричали именно об этом.
