Внутренний Ребенок общается с нами через чувства. Когда мы испытываем какие-то эмоции – это он таким образом пытается что-то до нас донести. Если их долго не слышать, игнорируя, то чувства становятся очень тихими, незаметными, бледными. И тогда их довольно трудно распознать. Но если пытаться снова и снова, если прислушиваться к себе, то постепенно они звучат все отчетливее и ярче. Так же и с интересом, желаниями, мечтами, творчеством.
Когда у меня наладился контакт со своим Внутренним Ребенком, я стала гораздо лучше понимать и других людей. Я начала видеть в окружающих Детей, слышать их, понимать их чувства и потребности. Это очень помогает мне и в общении с людьми, и в моей работе терапевтом.
Как я встретилась со своим Внутренним Ребенком
Поиск пути к своему Внутреннему Ребенку – долгий и сложный. У моей Внутренней Мамы (тогда она еще только училась быть Любящей) перед ним была колоссальная вина, и она так сильно ее боялась, что избегала встречи любыми способами. Ей казалось, что вынести это будет невозможно. Поэтому она продолжала не слышать и не замечать Ребенка.
Первые пару лет моя психотерапевт твердила, что я не вижу своего Ребенка, не слышу его, не замечаю, обижаю, затыкаю, подставляю. А я все не понимала, о чем она. Ведь это мне плохо – обидно, грустно и больно, – а она меня еще и ругает! Мне это казалось страшно несправедливым и очень обижало. Я долгое время не могла его ощутить – не хотела. У меня никак не получалось его услышать. И когда она ему сочувствовала, я злилась, что она говорит про него – страдаю-то я!
До сих пор не понимаю, почему у меня не получалось услышать его с ней. Может, потому, что меня слишком пугала ее злость на мою Внутреннюю Маму, обижавшую Ребенка. Мне было слишком страшно, что вина, которую я испытывала перед Ребенком, раздавит меня. Возможно, если бы мы продолжали с этим работать, я бы встретила Ребенка, но теперь этого не узнать.
Так случилось, что встреча моих Мамы и Ребенка произошла в процессе работы с другим психологом. Я должна была пройти в институте десять сессий с их терапевтом, чтобы получить диплом, и выбрала психодраматиста. Мы с ней сделали несколько расстановок на игрушках про моих Ребенка и Маму. Только тогда, с ее помощью, я смогла вступить с Ребенком в контакт. Мне было ужасно страшно – признать свою родительскую вину и «плохость» перед Ребенком. Ведь я столько лет его игнорировала, когда он так страдал! Но терапевт была очень мягкой, бережной, принимающей и совсем меня не осуждала. И я рискнула встретиться с Ребенком, ощущая, что она поддерживает Маму.
Это произошло через письмо. Терапевт спросила меня, сколько мне было лет, когда случилось самое страшное или болезненное событие, которое я помню. Я сказала: восемь.
И она дала мне такое задание: написать письмо от себя восьмилетней той себе, которой я являюсь сейчас. Я написала также и ответное письмо – от себя взрослой себе-ребенку. Получилось два письма.
Я несколько раз читала их вслух, а терапевт комментировала, о чем там, какие чувства звучат. Потом она посадила Ребенка в кресло, а Маму поставила у стены, рядом с высокой лампой. Я то садилась в кресло и говорила из роли Ребенка, то вставала на место лампы и отвечала ему из роли Мамы. Так состоялся их первый диалог.
Удивительно, но вина не уничтожила меня. Наоборот, я была так счастлива! Я встретилась со своим Ребенком, смогла увидеть и услышать его! Это счастье перекрывало все – и вину, и его сильные негативные чувства ко мне. Я все могла выдержать, ликование обретения переполняло меня. Я понимала, что у меня есть силы вынести все остальное. И он имел право на злость, обиду, ярость, недоверие, ведь столько лет меня с ним не было. Хотя на самом деле он злился только на той сессии. Но я из взрослой позиции смогла выдержать нашу конфронтацию, его претензии, упреки и недовольство.
Отношения у нас развивались постепенно. Сначала он долго молчал. Он испытывал разные чувства, но не разговаривал со мной, не отвечал на вопросы. Я уже осознавала, что он есть, замечала его, но не могла понять. И тогда я разговаривала с ним, хоть и не получала ответов. Я говорила, что вижу его, слышу, замечаю; что вот сейчас происходит то-то и то-то, и от этого он злится, обижается или грустит. Говорила, что чувствую – он грустит – но не знаю, почему.
Я много про него писала, нащупывая дорожку к нему, и с каждым разом все больше чувствовала, все лучше понимала, все чаще была с ним в контакте. Через несколько месяцев такого одностороннего общения он начал произносить по одному слову – иногда, в самых важных случаях. И время от времени брал меня за руку – когда мне удавалось особенно хорошо его понять, точно озвучить его чувства. Это трогало меня почти до слез. Счастье и любовь переполняли мое сердце.
Любящая Мама
С Ребенком я поняла, что такое безусловная материнская любовь. Потому что в тот момент, когда произошла наша с ним встреча, родилась и его Внутренняя Любящая Мама. Она – молодая девушка лет двадцати, и как мама очень неопытна, учится вместе с ним. Она любит его безмерно, всей душой, и очень за него переживает.
Она вся – для него, для того чтобы давать что-то ему, без благодарности, без признания. Она не ждет ничего взамен. Конечно, Мама очень счастлива, когда Ребенок ее обнимает или берет за руку, но она так же счастлива и когда просто может что-то для него сделать. И ей не нужно, чтобы он ее любил или благодарил. Ее важнейшая жизненная задача – даже необходимость – чтобы ему было хорошо. Чтобы его не обижали, не забывали.
Она озвучивает его чувства и объясняет их ему. Когда он кого-то ругает, она говорит: «Ты злишься». Когда он плачет или расстроен, объясняет: «Тебе грустно и больно. И это горько и обидно, когда так случается».
Еще она защищает его от Обвинителя. Раньше он очень часто нападал на Ребенка, а сейчас совсем перестал. Потому что Мама, это хрупкое маленькое создание, превращается в разъяренную фурию, стоит кому-то хоть тронуть Ребенка. И даже Обвинитель – а в моем представлении он здоровенный мужик лет сорока, под два метра ростом, с могучими плечами – пасует перед ней. Так что уже давно Ребенок прекрасно живет, потому что его никто не обижает.
Еще она все Ребенку разрешает. Ему раньше столько всего запрещали! Так что теперь она считает, что ему можно все. Подарки, игрушки, сладости, – она ни в чем его не ограничивает. Но он и сам вполне сознательный, так что не пускается во все тяжкие, вовсе нет. На самом деле, когда Ребенок понимает, что ему можно все, что он захочет, и в любой момент, он перестает так сильно чего-то жаждать или требовать.
Она любит Ребенка. Ласково его называет. Плачет или горюет вместе с ним. Когда ему плохо – утешает.
Некоторое время спустя Ребенок стал более разговорчивым. И хотя он по-прежнему говорил редко, ему уже достаточно ясно удавалось донести с помощью коротких фраз, чего он хочет или не хочет. Кроме слов у него в распоряжении целый арсенал чувств, которые гораздо лучше передают палитру его настроений и пожеланий, если научиться их понимать.
