Короткая борода, шрам от глаза вниз через щёку, щербатые зубы, серые глаза на загорелом, как и у большинства Серебряных Лат, лице.
– Где довелось сражаться, воин?
– Повиновение Империи! – кулак чётко ударил в сталь кирасы. – При Девяти Холмах, на Красной реке, потом – вдоль всего Хвалинского тракта.
Стоп. Когда же это было? Девять Холмов? Красная река?
Не при нём, точно.
Из какого же времени пришёл этот бравый центурион? Какому Императору служил? И почему тогда без сомнений повинуется ему? Не узнал?
– Империя там, где её Император, – отчеканил латник.
– Благодарю за службу, центурион. Сам-то откуда родом?
Ветеран вдруг задумался.
– Родом… родом… – замигал он. – Не помню, мой Император. Надо ж – это, небось, как меня та богомерзкая данка дубиной по шлему огрела, многое из башки и повылетало.
– Вспомнишь, как время придёт, – посулил владыка Мельина.
Ну да, вспомнишь…
Но центурион осклабился, явно очень довольный тем, что его удостоили беседы.
Империя там, где её Император.
А Император должен быть, где его Империя. И где его Тайде.
Тайде, с которой он, по милости Учителя, великого Ракота, может быть в телесном облике, не пустым призраком. Только с Тайде, только с ней. Может подержать на руках сына. Может взглянуть в глаза Вольным. Кер-Тинору, который, кажется, в неё тайно влюблён…
Но сейчас он знал, что должен просто идти вперёд, до самого конца, что бы ни крылось за туманом, поглотившим соседние отряды.
Плывут над рядами легионные аквилы, колышется на полотнищах имперский василиск. Тяжёл шаг центурий, спокойны лица Серебряных Лат; они неколебимо верят своему Императору.
Клубится густой туман.
Владыка Мельина вскинул сжатую в кулак правую руку, резко опустил – и команду подхватили легионные буксины, отрепетировали младшие легаты и старшие центурионы.
Лязгнули щиты, сжимаясь, опустились короткие пики, строй легионеров напоминал сейчас знаменитый хирд гномов.
Что-то защекотало левую руку, Император скосил вгляд и даже не удивился, увидев ту самую белую костяную перчатку, плотно охватывающую кисть.
Всё возвращается.
Интересно, объявится ли всебесцветный Нерг?..
Правитель обернулся – три полные центурии шли за ним, по всем правилам сомкнув ряды, как положено перед самым ударом. И он чувствовал – враг здесь, он совсем рядом. Совсем рядом – и это, это…
Струи серого марева взвихрились, заклубились – и миг спустя впереди замаячил рассыпной строй изяшных фигур в травянисто– и тёмно-зелёном.
Эльфы.
– Дану! – рявкнул за спиной давешний центурион, что не помнил даже, откуда он родом.
– Владыка! В строй! В строй! – крикнуло сразу несколько голосов.
Император не обернулся. В этой битве он должен был принять первый удар.
Левая рука поднялась, правая охватывала эфес.
Но Серебряные Латы, похоже, имели собственное мнение о том, как надлежит протекать сражению. Сразу четверо щитоносцев бегом бросились к правителю; с лязгом сомкнулись бока скутумов, и кто-то безо всяких церемоний потащил Императора назад.
– Повиновение Империи! В бою всякий воин обязан защищать особу Императора плотью своей и жизнью!..
Хозяин Мельина оказался посреди мерно шагающего строя, идеальной машины, что, не зная горечи поражений, прошла северный континент из конца в конец, побеждая гномов и Дану, орков и гоблинов – всех.
– Повелителя – защищать! – гаркнул всё тот же центурион.
Белая перчатка потеплела, но даже и без неё Император ощущал скопившуюся против них магию.
Фигурки в тёмно-зелёном засуетились, останавливаясь и растягивая тетивы; иные даже опускались на одно колено, упирая нижний конец лука в землю.
– Щиты – ать! – пронеслось над рядами центурий.
Знакомое дело, привычное дело. Сейчас взлетит хищная стая колючих злых стрел, взлетит и рухнет, готовая собрать обильную и кровавую жатву; но легионеры Империи знают службу, а Серебряные Латы – лучше всех.
Короткое слитное гудение сотен и сотен отпущенных тетив.
– Ап! – и центурия замирает, вскидывая щиты над головами, оборачиваясь черепахой, прикрытой со всех сторон броней. Сколько диких племён уповали на лёгких и быстроногих лучников, наивно веря, что сумеют измотать и заставят рухнуть на колени имперские легионы!..
Часто-часто застучало по скутумам; стрелы эльфов ломались о стальные полосы и умбоны, застревали в дереве. Ни одна не нашла дорожку, всех приняли на себя верные, как смерть, щиты.
– Ать! – и легион понимает, встаёт, как один человек. Шаг, другой, третий – выверенное веками умение, сколько времени надо стрелку, чтобы натянуть тетиву, примериться и отпустить; это время центурии потратят с пользой, сокращая расстояние.
Шаг, шаг, шаг, шаг.
– Ап! – и вновь смыкаются щиты, готовые принять смертоносный ливень.
Белая перчатка становится горячей.
– Дайте место, – Император властно отодвинул прикрывавших его ветеранов. – Дайте место, пока нас огнём не залили!..
Там, в Мельине, белая перчатка жадно пила его кровь, обращала её в жидкое пламя; посмотрим, что будет тут. Во всяком случае, один раз он уже умер – что ещё может с ним случиться?..
Ты можешь не вернуться к Тайде, напомнил холодный глас рассудка.
Император не ответил – на той стороне магия пришла в движение, и нужно было принимать её напор, спасая центурии.
В конце концов, какая разница, чем платить? Мёртвые не боятся лишиться крови.
Второй раз стрелы летели, уже неся с собой магию. Чары напитали их оголовки, готовые рвать и пробивать; такие не удержать просмолённой кожей и деревянной основой верных скутумов.
В левую ладонь словно впились тысячи тысяч крошечных игл, но зато перед строем центурий соткался призрачный мерцающий щит; он принял в себя стрелы, с мрачным спокойствием перемолол их, обратил в труху.
Император не позволил себе даже вздрогнуть, хотя злая боль ринулась вверх, к локтю и от него к плечу, словно стая голодных псов.
В конце концов, он ведь мёртв.
Кто были эти эльфы? Почему стреляют? Или они все здесь обречены сражаться просто потому, что обречены сражаться?
Легионеры никаким сомнениям не поддавались. Впереди были богомерзкие Дану, исконные враги, ещё с самого Берега Черепов, и больше ничего и не требовалось.
«Сейчас будет третий залп, – Император сжал зубы, заставляя себя шевелить пальцами немеющей левой руки. – Который я тоже должен остановить. И четвёртый. И пятый. Пятый – а потом всё. Потом мы уже ударим».
