«Хаген…»
Кор Двейн ухитрился как-то оказаться прямо перед ней; окутан, словно плащом, бледно-зелёным сиянием. Лицо бледно, от виска по щеке стекает кровь.
– Пр… прыткая, – слова дались ему с трудом.
Сильвия не могла пошевелить ни рукой, ни ногой; Хаос выл и рвался на волю, норовя сжечь всё вокруг, включая собственную хозяйку.
– Всё, – проговорил чародей, склоняясь над ней. Скривился, провёл по лицу ладонью, взглянул, скривился ещё больше. – Всё, Сильвия. Хаос сейчас сожрёт тебя саму и примется за Долину. Ты не чувствуешь?
Она чувствовала. Огонь в груди становился нестерпимым – словно долго-долго стараешься не дышать.
– Ты зачерпнула слишком много. – Казалось, Двейн говорил с искренним сожалением. – Зачем? Зачем, глупая? Не поняла, что я подыгрываю этому старому интригану Игнациусу? Не поняла, что я вижу его насквозь, все его старые, как мир, хитрости? Эх, не дотерпела…
Сильвия только и смогла, что прохрипеть какое-то проклятье.
– Ладно. Ты мне ещё пригодишься, – Кор Двейн оглянулся, вновь вытер кровь – несколько капель упали Сильвии на грудь, – это сдержит распад… на время.
Он болезненно сморщился, прикусил губу, – и Сильвию начало заковывать в зелёный кристалл.
«Нет!.. Хаген!..»
Холод проникал в жилы, и кровь замерзала. Не оставалось сил ни дышать, ни смотреть.
– Не сопротивляйся, – посоветовал Кор.
Холод поднялся к самым глазам, а потом кристаллическая тюрьма с лёгким шорохом закрылась.
Сильвия едва успела зажмуриться. Что будет твориться вокруг, видеть она уже не хотела.
«Хаген».
* * *
Меч хединсейского тана прочертил широкую, размашистую дугу. Над головой Хагена в серых тучах закрутилась воронка, тонкий хобот опускался вниз; сила подчинялась ученику Хедина, и оставалось лишь докончить начатое – изобразить кровью врагов потребное Орлу с Драконом.
Клинок дивно удлинялся, сила преобразовывалась в широкое плоское лезвие. Косо рухнул, разрубая тела, рассекая броню, оставляя за собой лишь кровь да изуродованные трупы.
Нет, это лишь иллюзия, ведь все эти создания уже умерли; это просто игры Третьей Силы, не более того!..
Но кровь по-прежнему красна. Но предсмертные стоны неотличимы от настоящих. Но души врагов по-прежнему не желают расставаться с телами.
Зато здесь не нужно сдерживаться; опускавшийся с небес смерч охватил Хагена, словно настоящий доспех.
Крутящаяся воронка отбрасывала нацеленные в спину удары; хединсейский тан оказался в плотном кольце – если б не сила, он не продержался бы и нескольких мгновений.
Вы беспощадны, Орёл и Дракон. Вы выдергиваете души из неведомого посмертия, придаёте им видимость жизни и вновь бросаете в бой в попытке всё-таки докончить несделанное; вы чертите свои фигуры кровью великого множества – и едва ли великое равновесие останется в неприкосновенности от этих ваших деяний.
Нет, не получалось крушить бестелесного врага несчитаными множествами; что-то крепко ударило в спину, пробив даже сотворённую из чистой силы защиту. Огненная вспышка боли; и в этот миг прозвучало слабое, еле слышное, беззащитное – и с отчаянной, несмотря ни на что, надеждой:
– Хаген…
Он узнал голос.
Та самая дерзкая девчонка, отчаянная девчонка, ухитрившаяся заполучить в себя эманации Хаоса. И угодившая в беду.
Перед Хагеном возникли приснопамятные храмовые стражники – с того первого боя его хединсейской дружины. Натянуты огромные луки; стрелы ударили в упор, прежде чем он успел вскинуть меч для защиты.
Три пробили вихрь силы; одна пронзила нагрудник, острие укололо кожу; Хаген отвечал, рубил, уклонялся, давил – он знал, за ним тянется багровый след. Чужая кровь щедро пятнала серую твердь, однако с ней смешивалась и его собственная.
«Хаген…»
Слабо, едва ощутимо. Она звала его, не зная, где он, звала из этой колоссальной западни, сооружённой великими началами, которым не было и нет дела до единственной человеческой судьбы.
Бородатый воин, которого – знал тан – ему предстояло сразить в самом конце, завершив построение, словно поняв что-то, показал спину. Он бежал тяжело, припадая на ногу, хромал, спотыкался; догнать его будет нетрудно, лишь бы пробиться…
Но пробиваться было нелегко и становилось всё хуже. Спустившийся с небес вихрь слабел, и вся воля Хагена не могла заставить силу течь быстрее.
Однако он шёл. Шёл, чертя алым по серому, живая (вернее, живая только тут) кисть Третьей Силы. Орёл и Дракон не заботились о подобии, о том, чтобы окружающее хоть в малой степени напоминало бы привычный мир.
Совсем напротив.
Серый холст, на котором алой кровью вычерчивается грандиозная магическая фигура, – во всяком случае, так казалось Хагену.
Отвращение поднималось в нём мутной волной; никогда он не был ничьей марионеткой, Учитель всегда растолковывал, что, куда, для чего и зачем; здесь же он слепо сражался, убивая второй смертью тех, кого уже сразил однажды.
Несчастные души, вырванные из посмертия великим Орлом и вновь брошенные в бой.
Разрушена ткань сущего, и такие, как он, Хаген, заперты тут навечно – сражаться, умирать и, наверное, вновь воскресать; все старые законы отброшены.
«И мне не будет покоя тоже, – думал хединсейский тан. Думал холодно, отстранённо, словно и не о себе самом. – И я тоже паду на этом поле, и вновь восстану, среди серого тумана, среди бесконечной бесцветной тверди, чертить и чертить алым, покуда…
Покуда это не перестанет быть нужным Орлу с Драконом».
Радужный клинок столкнулся с его собственным мечом, разлетелся на куски; острый обломок ударил в край шлема, распорол щёку, и Хаген дёрнулся, зло зашипев.
Нет, я ещё живой, раз мне больно. Я ещё живой, если хочу биться и одержать победу, несмотря ни на что. Я ещё живой, если мне плевать на планы великих сил, а я дерусь просто потому, что точно так же дрался бы живой Хаген.
Алая черта ползла по серому холсту сотворённого пространства. Хединсейский тан вздрагивал от ударов, отбивал их и сталью, и магией; да, он мог уничтожить всех брошенных против него. Они были слабы, они множество столетий провели развоплощёнными душами в домене великого Демогоргона – куда им сравняться с ним, Хагеном, учеником самого бога Хедина, всё эти века сражавшегося, оттачивавшего искусство боя?!.
А там, за пределом раскатанного Орлом и Драконом холста, кипели свои битвы. Где-то там что-то очень плохое случилось с дрянной девчонкой Сильвией Нагваль…
Он думал о ней. Наглая и дерзкая, она вновь и вновь возникала перед ним, родившаяся спустя эоны после него, обычная смертная, чьи родители шагнули за черту, не подумав, как это скажется на их ребёнке; и она сейчас звала его, Хагена, – звала по-настоящему, если голос её пробился сквозь все преграды и барьеры Третьей Силы.
