– Мне кажется, что так было бы лучше.
– Можем переделать. Но только это будут новые брюки, – сказав это, Надежда ощутила внутренний протест. – Мы с вами все проговорили, когда выбирали модель и подходящую ткань. Неужели не помните?
– А вы считаете, я только и думаю, что про ваши брюки?
– Брюки не мои, они – ваши.
Балыкова отстранилась и внимательно оглядела Надежду:
– Мне кажется, или вы со мной препираетесь?
Надежда опустила глаза, мысленно досчитала до десяти, потом не менее выразительно взглянула на Балыкову:
– Елена Бориславовна, я знаю свою работу и делаю ее хорошо. Но вы, как заказчица, – соучастник процесса.
– Не говорите ерунды.
– Ваша обязанность – вовремя сказать «нет» или «мне это не нравится».
– Я и говорю: мне это не нравится.
– Вы не расслышали главного. Сказать нужно было вовремя. Теперь брюки уже готовы. Вы потратили деньги, а я – и деньги, и время. Что будем делать?
– Вы сегодня чрезмерно категоричны, – заметила Балыкова. – Я, знаете, человек занятой. Голова забита делами, и мне не всегда удается переключиться с одного на другое.
– А надо бы… – проговорила Надежда. – Во всяком случае, во время примерок. Тем не менее вы наша постоянная клиентка, и я готова все переделать.
– Как это мило… – Балыкова ненадолго замолчала и покрутилась у зеркала. – А знаете, что-то в этом все-таки есть… Нет, определенно, это неплохо… Здесь – желтое. А с другого бока – лиловое. У меня в гардеробной висит зеленый жакет, как раз в тон основного фона брюк. Правда, он с рюшами. Но ведь теперь в моде эклектика, значит, нет никаких правил.
– Это не так. – В Надежде снова заговорило упрямство. – Эклектика подразумевает умелый подбор вещей разного стиля. В противном случае вы можете зайти слишком далеко и прослыть непроходимой чудачкой.
– Значит, жакет не подойдет? – Увлеченная идеей, Балыкова ничуть не расстроилась и только спросила: – Тогда что вместо него?
– Что-нибудь лаконичное и не такое объемное. – Надежда взяла себя в руки и даже улыбнулась: – Ну, так что?
– Я забираю брюки. Они мне понравились. На следующей неделе закажу под них блузу. Есть подходящая ткань?
– Мы что-нибудь подберем.
Войдя в конце дня в кабинет дочери, Ираида Самсоновна сказала:
– Я слышала ваш разговор с Балыковой. Ты была раздражена.
– С чего ты взяла?
– Кажется, опять Астраханский… – не то спрашивая, не то утверждая, заметила мать.
– Ты снова вторгаешься на мою территорию.
– Пожалуйста, пожалуйста… Я и не претендую на твою доверительность. Просто зашла узнать, что ты решила относительно моего предложения?
– Напомни, пожалуйста…
– Фабрика в Брянске.
– Прости, мне сейчас не до этого…
– Но как же так, Наденька?! Мы вплотную приближаемся к западной модели организации производства. А что, если закупки оптовиков превысят наши возможности? Что будем де- лать?
– До западной модели нам еще далеко. Обещаю, что в ближайшее время я все решу.
– Ловлю тебя на слове. – Ираида Самсоновна примирительно улыбнулась и собралась уйти, но в дверях столкнулась с Викторией. – Что такое?! Куда вы так разбежались?!
Виктория протянула распечатанный лист:
– Только что пришло на электронную почту!
– Что это?
– Коммерческое предложение из школы-пансионата. Вы только взгляните на сумму!
Пробежав взглядом текст, Ираида Самсоновна безотчетно схватилась за сердце.
– Боже мой! Нужно соглашаться! Ты слышишь меня, Наденька? Срочно заключать с ними контракт!
– Мне надо подумать. Боюсь, что у нас не хватит сил. Слишком много работы.
– Да тут и думать нечего! С такими деньжищами можно обойтись без коллекции.
– Без коллекции обойтись нельзя. В ней вся моя жизнь.
– Вот и живи. Вот и развивайся. Здесь черным по белому написано: разработка концепции эскизов новой учебной формы для воспитанников пансионата.
– Но там есть еще и пошив. Повторяю: мне нужно подумать, – повторила Надежда.
– Думай, думай… – Ираида Самсоновна обидчиво поджала губы. – Но при этом помни, что в конце квартала нужно платить налоги и коммуналку. А в конце месяца – начислять людям зарплату. Пока это только моя головная боль. Но когда меня не станет…
– Хватит, мама! В тебе опять проснулся манипулятор. Не вынуждай меня принимать решения в угоду тебе.
– Я – мать! Я думаю о твоем благополучии. И если ты еще не поняла, кто тобой манипулирует, я скажу… Тобой манипулирует Астраханский!
Внезапно раздался голос:
– Не помешаю?
– Легок черт на помине, – проговорила Ираида Самсоновна, и ее будто ветром вынесло вон.
– Никак не успокоится? – спросил Астраханский.
– Она – мать, – Надежда повторила слова Ираиды Самсоновны. – Ей не все равно, что у меня на душе.
– А что у тебя на душе? – Лев подошел ближе и обнял Надежду. – Поделись.
– У нас с тобой что-то не так…
– Что поделать… Мы с тобой – два сформировавшихся человека. У каждого свои интересы, своя работа.
– А мне бы хотелось, чтобы интересы у нас были общими, – печально проронила Надежда.
– Со временем все переменится. Надо только подождать и проявить терпение.
– Это правда? – Она доверчиво подняла глаза и словно раскрылась навстречу Льву.
– Я тебе обещаю. – Он поцеловал ее в губы. – Все так и будет.
– Ты освободился?
– В общем-то – да.
– Может, поедем домой? Я закажу суши…
– Поедем. Но сначала я кое о чем тебя расспрошу.
– Давай, – тяжело вздохнула она.
– Кто такая эта Вилма Карклиня?
– А разве она не рассказала о себе?
– То, что рассказала она, – это одно. Меня интересует, что о ней знаешь ты.
– Карклиня – малообщительный, тяжелый человек.
– Я это заметил.
– Немногословная, замкнутая…
– Отношения в коллективе?
– Если скажу, что ее очень любят, совру. Скорее избегают. Стараются не иметь с ней никаких общих дел.
– А разве на работе это возможно? – спросил Астраханский. – Кто она по национальности?
– Латышка.
– Как появилась в ателье?
Сообразив, что разговор будет долгим, Надежда закурила сигарету и, придвинув к себе пепельницу, спросила:
