– Про нее, – старик чинно кивнул. – Вот и представьте. Она – стройная, высокая беленькая, как фарфоровая кукла. А Петька – рябой и маленький, одним словом, замухрышка. Ростом он как раз ей по плечо был.
– Не отвечала взаимностью? – догадался Иван Макарович.
– Нет, не отвечала.
– А он?
– Переживал. Злился. А потом еще и глаз потерял. В деревне его прозвали Петька-кривой. Кому такой нужен?
– Как это случилось?
– Что?
Старик явно недослышал, и Протопопов заговорил громче:
– При каких обстоятельствах Сичкин потерял глаз?
Агапов понимающе кивнул:
– Когда метали зароды
[15], Петька стоял внизу. Знаете, как обычно: на стог становится опытный человек, а подает ему тот, кто помоложе да покрепче. Петька хоть и сопляк был тогда, а силищу имел как взрослый мужик. Вот так подавал он сено наверх. Соломина с вил упала, проткнула глаз, он и вытек.
– Сколько ему тогда было?
– Лет тринадцать или четырнадцать.
– Каким он был по характеру?
– Рисковым. Кхе-кхе… – Покряхтев, Агапов продолжил: – Так и пошел по кривой дорожке.
– Свой первый срок он получил в деревне?
– По малолетке сел за поджог.
– Что сжег?
– Баню у деревенской ведьмы спалил, чтобы, значит, не колдовала.
– Что за ведьма?
– Латыши прозвали ее Спидолой.
– Зачем?
– Может, для смеха…
Котов положил ручку и взялся за телефон. Порывшись в Интернете, вслух прочитал:
– «Спидола – героиня латышского эпоса. Описывается колдуньей, ведьмой с пылающими глазами, олицетворением темных сил». Короче, Баба-яга, – заключил он.
– Да не-е-ет, – протянул Агапов. – Водя была красивая, темноволосая, темноглазая, огонь, а не баба! Говорили, в ней была цыганская кровь.
– Ее звали Водя?
– Ну, да. Фамилия – Крушинина. Валька, дочка ее, училась в одном классе с Сичкиным и дружила с председательской дочкой.
– С той самой Илгой? – уточнил Протопопов.
– Я же говорю: с председательской дочкой, значит, с Илгой. Другой Илги в деревне не было.
– И что эта Валька?
– Она тоже ведьмачкой была, как и мать. Бывало, глянет своими глазищами, так прямо в дрожь от ее взгляда бросает. Как повзрослела, ее тоже Валькой-Спидолой стали называть. Как и мать.
– И председатель разрешил своей дочери дружить с исчадием ада? – спросил Котов.
– На этот вопрос можно не отвечать, – сказал Протопопов и погрозил Котову пальцем.
– Могу и ответить. Мне что?.. Ходили слухи, что Петерс Янович волочился за Валькой. Но только я думаю, что это не так, она же ему в дочки годилась. Хотя была она девкой в теле, манило к ней мужиков.
– И что Валька? Уехала или осталась в деревне?
– Она отучилась в районном медицинском училище и работала у нас в фельдшерском пункте. К ней в больничку мужики по делу и без дела ходили.
– Вернемся к разговору о Сичкине, – сказал Протопопов.
– А я о нем и рассказываю. Его к тому времени перевели с малолетки на взрослую зону. Когда он вышел на свободу и узнал, что Илга с Валькой-Спидолой уехали из деревни, сильно запил. Потом сразу, без перерыва, другой срок схлопотал. Больше его в деревне не видели.
– Вы сказали, что Валька-Спидола осталась в деревне и работала в фельдшерском пункте? Как же она могла с Илгой из деревни уехать?
– Они уехали позже, после того как Петерс Янович умер, а через месяц после его смерти жена Петерса в сарае повесилась.
– Она-то почему?
– Темная история была с Петерсом. О ней много судачили.
– Расскажите. – Протопопов подал Котову знак, дескать, пиши.
Агапов снова заговорил:
– Зимой это случилось. У председателя была новая «Волга», по тем временам непостижимая вещь. И вот однажды утром он не явился в правление. Я тогда учетчиком в колхозе работал, все это видел. Заместитель сразу начал ему звонить. Жена отвечает: сам не ночевал, машины во дворе тоже нет. Кинулись искать, нигде не могут найти. Вспомнили, что в Томске у него квартира была. Отправили туда завхоза, дали машину. Вернулся он из Томска ни с чем. Говорит: никаких следов.
– И что же, так и не нашли? – спросил Протопопов.
– Почему не нашли? Нашли через месяц. Знаете, как в деревне зимой? Сено начинают возить с дальних зародов. Тот зарод хоть и дальним был, да чуть в стороне стоял, не сразу до него добрались. Ну, а как приехали туда на тракторе, глядь, а за зародом стоит председательская «Волга», и он сам – мертвый внутри. Морозы в ту зиму стояли под сорок. Я сам бегал смотреть. Петерс Янович сидел как живой.
– Убили?
– Врачи сказали: обширный инфаркт.
– Выходит, он сам заехал на машине за этот зарод?
– Выходит, что сам.
– Зачем?
– Говорили, с женщиной был. Спрятался, значит, чтобы с дороги не заметили, да свои силы не рассчитал. Перестарался, видать. Во всяком случае, в деревне так говорили.
– Жена председателя из-за пересудов повесилась?
– Да кто ж ее знает? Может, и потому. Пила она сильно. Илга после смерти родителей сразу уехала. Родных у нее не осталось, вот и уцепилась за Вальку-Спидолу.
– Знаете, что с ними стало?
– Месяцев через шесть в деревню пришло известие, что Илга с Валентиной сгорели в автобусе. Автобус врезался в фуру, слетел в кювет и полыхнул. Потом пришло уточнение, что Илга жива, а Валентина погибла. Водя, мать, даже забирать ее не поехала. Сама сильно болела и вскорости умерла.
– Про Илгу что-нибудь знаете? Как сложилась ее судьба?
– В деревню больше не приезжала. Может, в Латвию уехала, а может, еще куда.
– Взгляните на эту фотографию…
Краем глаза Надежда заметила, что Протопопов показывает фото Балыковой.
– Узнаете ее? – спросил следователь.
– Нет! – Агапов решительно помотал головой. – Впервые вижу.
– А вы приглядитесь. Все-таки прошло много времени. Она постарела.
– Ни на кого из наших эта гражданочка не похожа.
– Илгу не напоминает?
– Скажете тоже! Илга была точеная, словно кукла, высокая, беленькая. А эта – рыжая кабаниха.
– Может, перекрасилась, потолстела.
– Да ну вас, ей-богу! Что у меня, глаз нет?
