– Ах да… – рассеянно обронила она. – Теперь это востребовано. Шелегеда не сказал, откуда он узнал о вашем новом месте работы?
– Сказал… – проронил Тищенко.
– От кого?
– Козырев Сергей Аполлинарьевич. Вы его знаете. Этот человек хотел присвоить вашу коллекцию одежды. Я помню эту историю, в то время уже работал у вас. Речь шла о его дочери, тогда она была модельером.
– А кто теперь? – спросила Надежда.
– Теперь она дизайнер интерьеров.
– Понятно, – усмехнулась Надежда. – В следующем году станет писать картины. Повсюду одно и то же.
– Что поделать, – вздохнул Анастас Зенонович. – Богатый отец – тяжелое испытание для ребенка.
– С этим не поспоришь.
– Я вот, собственно, для чего зашел… – продолжил Тищенко.
– Сказать про костюмы Шелегеды, – напомнила Надежда. – Хороший заказ, однако вам нужно подумать. Если есть конкретные сроки готовности, можете не успеть.
– А сколько у вас портных?
– Ваших – двое, и еще трое новеньких, их взяли позже.
– И как они? – спрашивая, Тищенко отчего-то занервничал. – Шьют прилично? Качество не страдает?
– Вы будете довольны, – пообещала Надежда. – Но я должна вас кое о чем предупредить. Хорошо, что вы заговорили об этом.
– Да-да… – с готовностью отозвался Тищенко и придвинулся поближе вместе со стулом. – Догадываюсь, о чем хотите сказать. Я знаю, что у вас работает Карклиня.
– Ах вот как? – Казалось, Надежда с облегчением выдохнула. – Вы с ней знакомы?
– Весьма поверхностно.
– И как вам она?
– Как мастер? Или как женщина?
– Разумеется, как мастер.
– Простите великодушно… – Тищенко смущенно покачал головой. – Вилма Карклиня – хороший мужской закройщик. Насколько я знаю, у нее рижская школа.
– Она чем-то отличается от вашей? – заинтересовалась Надежда. – Вы, кажется, учились в Киеве?
– Это субъективно… – уклонился от ответа Анастас Зенонович.
– И все-таки мне любопытно узнать.
– Рижская школа – рациональная, я бы сказал, консервативная.
– Это обобщенное мнение?
– Только мое.
– А ваша, киевская?
– В ней больше степеней портновской свободы. И это тоже субъективное мнение, ведь в нашем деле очень важны каноны.
– Вы сами себе противоречите. По-вашему выходит, чем консервативнее покрой костюма – тем лучше? Следуя этой логике, рижская школа пошива мужского костюма лучшая.
– Мужской костюм идеален только тогда, когда становится частью его владельца. Вот что я имел в виду, говоря о степенях портновской свободы.
– Теперь понимаю.
– Так что там с Вилмой Карклиней? – напомнил ей Тищенко. – Хотите спросить, смогу ли я с ней сработаться?
– Допустим…
– Своих клиентов ей не отдам.
Надежда улыбнулась:
– Я так и думала.
– Постарайтесь меня понять, – разволновался Анастас Зенонович, опасаясь за свою дальнейшую судьбу в ателье. – Я могу отвечать только за то, что сам начертил и разрезал.
– Я вас понимаю.
– В таком случае что будет с Вилмой?
– Как раз в этот момент Ираида Самсоновна с ней беседует.
– Есть компромиссный вариант, – предложил Тищенко. – Пусть ваша Вилма шьет костюмы для своих постоянных клиентов. А я буду работать со своими.
– И вы не против второго стола в мужской закройной? – оживилась Надежда.
– Какие же возражения? Ставьте!
– Наденька! – В кабинет вбежала Ираида Самсоновна и, едва кивнув Тищенко, сообщила: – Мы с Вилмой пришли к компромиссному решению…
– Поставить в мужской закройной еще один стол и оставить Карклине постоянных клиентов? – поинтересовалась Надежда.
– Откуда ты знаешь? – опешила мать.
– Мы с Анастасом Зеноновичем остановились на том же.
Ираида Самсоновна вскинула руки и хлопнула себя по бокам.
– О чем ни спроси, у нее все уже решено!
Глава 4
За все в жизни нужно платить
Был уже полдень, и солнце приближалось к зениту, когда автомобиль Надежды Раух остановился возле крыльца ателье. Не выходя из машины, она опустила солнцезащитный козырек и оглядела себя в зеркале. Решив, что выглядит плохо, достала из сумки помаду и пудреницу.
Из ателье вышел охранник и, спустившись по ступеням с крыльца, подошел к машине.
Надежда открыла дверь:
– В чем дело?
– Здравствуйте, Надежда Алексеевна, – сказал охранник. – У вас все в порядке?
– А почему вы об этом спрашиваете?
– Подъехали, а не выходите. Вот я и решил: может быть, что-то случилось.
– У меня все хорошо, – проговорила Надежда.
Она припудрилась и накрасила губы, предварительно обведя их карандашом. Посчитав, что лицо слишком бледное, достала румяна и, подкрасившись, вышла, наконец, из машины. Проходя мимо, спросила у охранника:
– В складе фурнитуры кто-нибудь есть?
Он уточнил:
– Имеете в виду полицейских?
– Кто-нибудь из следственной группы.
– Нет никого. Как разошлись утром, так и не возвращались.
– Они были здесь до утра? – поинтересовалась Надежда.
– Можно сказать и так.
– Не понимаю…
– Шастали всю ночь туда и обратно, замучился открывать. – Охранник недовольно скривился. – Грязи натаскали. Ираида Самсоновна была недовольна.
– Где она, кстати?
– Кажется, в закройной. Про вас спрашивала. Велела позвонить, когда вы приедете.
– Ну, так звоните, – проговорила Надежда.
– Уже позвонил. – Он открыл входную дверь, чтобы впустить Надежду, но из ателье вышла Ираида Самсоновна и подставила дочери щеку для поцелуя. И как только дочь приложилась, критически ее оглядела:
– Неважно выглядишь, Наденька…
– Давай зайдем внутрь, – сухо предложила Надежда.
Они вошли в ателье и направились к стойке администратора.
– Все по графику, – отрапортовала Виктория. – С утра провели две примерки в дамской гостиной и три примерки – в мужской.
– Ого! – удивилась Надежда. – Все удачные?
– Да как вам сказать…
– Так и скажите.
– Утром к Тищенко приходил Сергей Аполлинарьевич.
