Около трех часов дня отряд Монгола вошел в замок. Лоскутов с первого взгляда на промокших, смертельно уставших бойцов понял: либо он сейчас приведет людей в чувство, либо они расползутся по углам, и он до вечера не соберет их в единый кулак.
– Отряд, строиться! – скомандовал Николай Егорович.
Для построения в холле пришлось сдвинуть в угол упавшую люстру и занести в караульное помещение раздавленного ею десантника. Туда же, в караулку, поместили троих тяжелораненых.
– Я не вижу никого из группы Фомина, – сказал Лоскутов, осмотрев строй.
– До меня никто не дошел, – ответил Монгол. – Все, кто остался в живых, все здесь.
– Отряд, – обратился к бойцам Лоскутов, – я благодарю всех и каждого за смелость и решительность в бою, за мужество и героизм. Я все понимаю, я вижу, в каком вы состоянии, но сейчас не время расслабляться. Пока мы не выполним нашу главную цель – не уничтожим антенну излучателя, – считайте, что бой продолжается. Бойцы! Мы прошли только половину пути, пускай самую сложную и опасную, но половину. От выполнения оставшейся части задания зависит весь исход дела. Наш успех или неуспех зависит от каждого из вас, и я надеюсь, что меня никто не подведет.
Николай Егорович одернул полы гимнастерки, расправил плечи, приосанился.
– Отряд, смирно! – десантники подравнялись, поправили амуницию. – Вольно! До особого распоряжения комендантом замка я назначаю Лукина. Охрана, быт, питание – Лукин, все на тебе. Боков – лазарет, раненые. Отряд, разойдись! Монгол, за мной!
Николай Егорович и рейдовик уединились в офицерской комнате.
– Рассказывай! – Лоскутов протянул товарищу папиросу, дал прикурить.
Монгол, не выпуская папироски изо рта, скинул с себя всю одежду, насухо вытерся скатертью со стола.
– Значит, дело было так, – он скрутил в жгут кальсоны, отжал на пол, надел сырые на себя. – Немцы открыли огонь раньше, чем я подошел к батарее…
Докладывая командиру о ходе боя, Монгол выжимал одежду и заново одевался.
– Итого, Николай Егорович, я привел к тебе двух офицеров, пять боеспособных краснофлотцев, сапера, Мазура без уха, легкораненого Гагина, трех матросов и Короткову. Тяжелых ты видел сам. Погибшие… сам понимаешь: кто где лег, тот там и лежит. Мне не до того было. Минуту подожди, я сейчас.
Рейдовик вышел в холл и вернулся с сапогами, снятыми с убитого немца.
– Пока ты речь перед строем держал, я себе новую обувку присмотрел, – рейдовик померил сапоги, еще раз отжал портянки, обулся. – Фрицев у лестницы вы с Лукиным положили?
– Было дело, – Николай Егорович рассказал о схватке в холле.
– Ну, что теперь, пойдем антенну взрывать? – спросил Монгол.
– Погоди, передатчик от нас никуда не убежит. Вначале надо с дверью разобраться.
– В каморке папы Карло была бронированная дверь, ведущая в прекрасный сказочный мир, – процитировал собственный вариант «Золотого ключика» Монгол.
– Кто такой «папа Карло»? – спросил Лоскутов.
– Итальянский пролетарий. Я про него Наташкиным детям книжку читал.
В холле они нашли Жука, втроем подошли к двери.
Сапер, морща нос, осмотрел бронированное препятствие, постучал костяшками пальцев по металлу, пощупал петли.
– Знатно сделано, на совесть! Взорвать смогу, но тогда у меня на антенну ничего не останется. Надо что-то одно выбрать: или-или.
– Взрывай дверь! – решительно ответил Лоскутов. – Передатчик как-нибудь так сломаем, приборы разобьем. Чего еще от нас надо? Мне приказали уничтожить «Посох», я его уничтожу. Никто же не говорил, что мы обязательно должны что-то взорвать.
– Антенну с горы скинуть эффектнее было бы, – возразил Жук.
– Спору нет, без антенны пейзаж приятнее, но скажи мне, а в подземный ход, к подводной лодке, мы как попадем? На веревках по отвесной скале спустимся? Нет уж, нет! Пускай меня под трибунал отдадут и четвертуют как врага народа, но я клянусь, я выведу с этого островка всех, кто остался в живых.
– Я думаю… – сапер хотел рассказать, куда он планирует поставить заряды на двери, но Лоскутов не стал его слушать:
– Жук, минируй дверь! Здесь я командир, и мне решать, что взрывать, а что нет!
– Мужики, – вмешался Монгол, – о чем вы спорите, какая взрывчатка? Вы на дверь посмотрите – это же не люк в космическом корабле Эдуарда Циолковского! Сами подумайте, зачем немцам делать дверь, которая открывается только с одной стороны? Где-то здесь, в холле, должен быть механизм, открывающий засовы снаружи. Я у поляков в Бресте такую дверь видел, ее из караулки открывали.
– Здесь в караулке ничего нет, – Лоскутов обернулся на нишу с мертвым часовым, – а вот у моего «друга» надо посмотреть. Не флажки же со свастикой он охранял.
Рычаг, снимающий блокировку с двери, обнаружили под правой лестницей. Соблазн надавить на него был велик, но Лоскутов решил не спешить: если уж посылать людей в последний бой, то к нему надо основательно подготовиться. А самое главное – определиться: кто первым войдет в подземелье.
Поразмыслив о кандидатах на «последнее сражение», Николай Егорович решил поступить по-честному: вначале призвать добровольцев в штурмовую группу, а если желающих не будет, то бросить среди краснофлотцев жребий – на кого падет, тому и идти под пули.
Лоскутов уже приготовился пообещать в качестве приза за штурм бутылку коньяка, но вопрос отпал сам собой.
– Командир, – обратился к нему Мазур, – позволь мне первому пойти к подводной лодке. Хочу за искалеченное ухо поквитаться.
– Тоже мне, калека! Подумаешь, пол-уха оторвало. Вот если бы… – закончить мысль Лоскутову помешал треск ломаемой мебели в столовой и голоса разгоряченных спорщиков: Лукина и Коротковой.
– Я же не коком на судне была! – протестовала женщина. – Меня и близко к котлу не подпускали. И сам посуди, как там обед готовить, когда в шкафу мертвец сидит?
– Глафира, ты не умничай, ты мне про свой пароход не рассказывай! – горячился Лукин. – Ты сама видишь, что в отряде повара не стало. Кому из нас к плите вставать, мне, что ли?
– Лука, – позвал коменданта замка Николай Егорович, – о чем спор, и что за погром ты устроил?
– Спора никакого нет, Николай Егорович. Погрома тоже нет. Я велел мебель на дрова пустить, а то немцы нам запасов не оставили, а те, что были на улице, все намокли.
– Так я пойду первым? – напомнил о себе Мазур.
– Хорошо. Давайте готовиться.
– Николай Егорович, пускай он покойника из кухни уберет! – донесся из столовой голос Коротковой. – Я не могу к продуктам прикасаться, когда кругом мертвецы лежат.
– Лука! – повысил голос Лоскутов. – Ты можешь меня избавить от всякой бытовой дребедени? Что, трудно порядок в замке навести? Мне делом надо заниматься, а не ваши споры выслушивать!
