В дверь постучали.
— Макс, отвали! — ответила Изабель.
— Это не Макс, это я, Алекс. Можно войти?
Изабель вздохнула. Сейчас было совсем не до Алекса. Если перестать ковырять лак, в голове снова закрутится противное кино. Она больше не вынесет этого, не сможет снова смотреть, как умирает Николас.
— Твоя мама передала имбирный эль и крекеры, — сказал из-за двери Алекс. — Она говорит, что у тебя болит живот.
Не хочет она с ним разговаривать. Может, если промолчать, Алекс уйдет? Она докрасила последний ноготь, взяла журнал и начала обмахивать ногу. Поскорей бы этот лак высох, тогда и кино прекратится.
— Поздно притворяться, что тебя там нет! — прокричал Алекс. — Я слышал, ты что-то сказала.
— Тебя никто не приглашал, — грубо ответила Изабель.
Наверное, сейчас там за дверью у Алекса грустные щенячьи глаза. И пусть, она его не звала.
— Ну и что? Я знаю, что мне здесь всегда рады, — отозвался Алекс.
Изабель дотронулась до ногтя. Лак еще не высох.
— Что? Чего ты хочешь? Будешь говорить, что был прав насчет Николаса? — допытывалась она. — Да, ты был прав. Он оказался опасен, чуть всех нас не убил. Ты как всегда был прав. Доволен? Теперь можешь идти.
Алекс повернул ручку и чертыхнулся — дверь была заперта.
— Значит, так ты думаешь, да? — вспылил он. — Думаешь, я пришел сюда, чтобы позлорадствовать и услышать от тебя, что я был прав?
«Ну ладно, — подумала Изабель. — Давай, позлись и проваливай». Она снова проверила ногти. Почти высохли. Почти.
Алекс вздохнул.
— Ну почему с тобой всегда так сложно? — проворчал он. — Говорю для особо понятливых: я пришел убедиться, что ты в порядке. Ясно? Тебе сейчас больно. Я подумал, тебе нужен друг.
Ну, приехали. Теперь он будет любезничать. Это уже слишком. У них с Алексом… как будто бы что-то начиналось до того, как в городе появился Николас. Но Николас всех затмил.
Глаза Изабель наполнились слезами. Как дальше жить? У нее ничего не осталось от Николаса, даже фотографии. Вот бы у нее было то кольцо, которое он никогда не снимал, то, со странным камнем. Она бы брала его в руки и знала, что к нему прикасался Николас…
Горло обожгло от слез. По щеке покатилась слеза.
В носу снова появился запах пороха. Она тронула ногти, пытаясь прогнать из головы умирающего Николаса. Но лак еще не высох, и на пальце остался влажный красный след.
Изабель перевела дыхание, чтобы не всхлипнуть. Как дальше жить? Она сойдет с ума, если этот экран в голове не исчезнет.
— Я не уйду, — тихо сказал Алекс. — Хочешь на меня кричать? Кричи. Злишься? Злись. Я все равно не уйду. Не хочешь говорить? Тогда буду говорить я. Хочешь, расскажу тебе про свой чемпионский сезон в Малой лиге для новичков? Лучшие дни в моей жизни. До сих пор помню, как пахла трава на поле. Еще помню вкус маленьких фиолетовых конфеток из кафешки…
Алекс все говорил и говорил. И от звука его голоса экран потихоньку начал затухать.
Изабель неслышно встала, подкралась к выходу, села на пол и прислонилась щекой к двери. Она слушала, как Алекс во всех деталях описывал самую первую игру сезона.
Он был такой обыкновенный. Обыкновенный, милый парень.
Как ей хотелось быть такой же обычной, как он! Простой девчонкой, которая не видит ауру, не заходит в чужие сны, не исцеляет. Девчонкой, которая не просыпается с криками от ночных кошмаров, когда к ней приходит Валенти с волчьими глазами и зубами — волк, объявивший на нее охоту.
«Я могу стать обычной. Такой же, как Алекс. Я забуду о своих сверхспособностях, — решительно сказала она себе. — Навсегда».
Глава 3
Майкл посмотрел на будильник. 10:30. Он лег всего полчаса назад, а казалось, спит уже 2 недели. Усталости не было. Совсем. Ему надолго хватало даже двух часов сна (один из плюсов жизни пришельца).
Но, как ни странно, он всегда ложился спать в 22:00. Мистер и миссис Паскаль считали, что режим — или как там это правильно называется — залог счастья и спокойствия детей.
Все в жизни его приемных родителей было по правилам. Они выдали ему листок с придурковатым енотом вверху страницы, изо рта у енота вылетали пузыри, как в комиксах. Енот говорил: «Правила для проказников Паскалей».
Правила были изложены в стихотворной форме: «Если встал ты с унитаза, вымой руки на три раза». И все в таком духе. Алекс чуть штаны не намочил от смеха, когда Майкл однажды показал ему этот списочек.
Однако соблюдавшим эти правила было не до смеха. А Майкл соблюдал. По крайней мере какое-то время. Сотрудник социальной службы, мистер Куддихи, пришел бы в ярость, если бы получил хоть одну жалобу в первые дни пребывания Майкла на новом месте. А это значило, что в ближайшие несколько недель улизнуть из дома не получится.
Значит, никаких ночных вылазок к Эвансам. А Майклу так хотелось навестить Изабель! Так хотелось отругать ее за каждую слезу, пролитую из-за Николаса. Но еще хотелось прижать к себе крепко-крепко и дать ей выплакаться. Он был готов на все, лишь бы вернуть Изабель — дерзкую, бойкую на язык, всегда уверенную в себе Иззи, а не эту бледную девочку с грустными глазами, которая сидела рядом с ним в «Летающих перчиках».
«Завтра, — пообещал он себе, — первым же делом пойду туда, перехвачу что-нибудь на завтрак и узнаю, нужен ли я Изабель».
Майкл перекатился на свою сторону. Одеяло было подоткнуто так туго, словно оборачивало мумию. Он дернул, но без толку. Дилан на соседней кровати громко и со свистом всхрапнул, и Майкл накрыл голову подушкой.
В соседней комнате заплакал ребенок. Мгновенье спустя миссис Паскаль в своих тапках-зайчиках прошлепала по коридору.
«Убил бы, — подумал Майкл. — Ну, или хотя бы покалечил, только бы выбраться из этого дома. Может, просто вылезти в окно и уйти? Не обязательно идти к Изабель, можно пойти куда-нибудь еще. Например… к Марии!»
Да, то что надо. Сейчас ему хотелось просто отвлечься, и девчачья спальня Марии была лучшим для этого местом. Ее комната так уютно завалена одеждой, лаками для ногтей и пузырьками с парфюмерными маслами… Майклу нравился даже странный запах, витающий в комнате, — в воздухе пахло розами и леденцами от кашля.
Он любил бывать там, даже когда подруги не было дома. Но с ней, конечно же, лучше. Мария умела его развеселить. Это выходило ненароком: просто она так серьезно говорила о своей ароматерапии, что не засмеяться было невозможно.
Миссис Паскаль затянула колыбельную. Малыш заплакал сильнее. Не удивительно, голос у миссис Паскаль был… короче, лучше бы она на работу вышла.
Майкл застонал. «Я больше этого не вынесу, — подумал он. — Я не доживу до утра».
— Спи, мой мальчик, хватит писать, хватит ползать и пищать, — завывала миссис Паскаль.
