Эмили смотрела ему вслед, обдумывая его слова. Может, ей стоит открыть кафе. Она не нашла ни одного на улице, в то время, как в Нью-Йорке они были на каждом углу. Она представила выражение лица Карен, если бы она вдруг решила открыть собственный магазин.
Эмили вернулась к уборке дома, сваливая вещи на кучу на тротуаре, протирая поверхности и подметая пол. Она потратила час в столовой, смахивая пыль с рамок картин и всех узоров на стеклах шкафов. И когда Эмили наконец почувствовала, что дело близится к завершению, она сняла висевший гобелен, чтобы выбить его от пыли, и обнаружила за ним дверь.
Эмили резко замерла, глядя на дверь в глубокой задумчивости. Она совершенно не помнила эту дверь, хотя тайная дверь, скрытая за гобеленом определенно понравилась бы ей в детстве. Она попробовала открыть ее, но ручку заклинило, поэтому она сбегала в кладовку, где взяла баллончик WD–40. Смазав ручку тайной двери, Эмили наконец смогла повернуть ее. Но сама дверь, казалось, намертво застряла. Она толкнула ее плечом один, два, три раза. На четвертый раз она почувствовала, как дверь поддалась, и наконец, сделав последний рывок со всех сил, открыла ее.
Перед ней возникла темнота. Она попыталась нащупать выключатель, но не нашла его. Пахло пылью, и Эмили буквально чувствовала, как она оседает в легких. Темнота и жуть напомнили ей подвал, и она побежала за фонарем, оставленным для нее Дэниелом в первый день. Осветив комнату, она ахнула при виде открывшейся перед ней картины.
Комната была огромной, и Эмили подумала, что когда-то она могла быть бальным залом. Сейчас же она была набита разными вещами, словно ее превратили в еще один чердак, еще одно место для свалки хлама. В ней находился медный остов кровати, сломанный шкаф, треснувшее зеркало, старинные часы, несколько кофейных столиков, огромный книжный шкаф, высокая декорированная лампа, скамейки, диваны, столы. Все это было оплетено толстым слоем паутины, будто нитями, соединяющими вещи между собой. Пораженная, Эмили обошла комнату с фонарем в руках, освещающим заплесневевшие обои.
Она пыталась вспомнить, использовалась ли эта комната когда-нибудь, или же дверь была скрыта за гобеленом, когда отец купил дом, и он даже не знал о тайной комнате. Казалось маловероятным, что отец мог не знать об этой комнате, но она ничего не помнила о ней, а значит, ее, вероятно, закрыли до рождения Эмили. Если это так, то все это крыло было заброшено еще дольше, чем остальные части дома, на протяжении неизвестного времени.
До Эмили дошло, что навести порядок в доме будет еще сложнее, чем она ожидала. Она уже порядком устала за день, хотя еще даже не добралась до второго этажа. Конечно, она могла просто закрыть дверь и сделать вид, что никакого бального зала нет, как, по всей видимости, делал ее отец, однако мысль о том, чтобы вернуть комнате былое величие, была слишком соблазнительной. Она так живо представляла себе эту картину: отполированный, сияющий пол, люстра, свисающая с потолка; она в длинном шелковом платье с пышной прической; и они, кружащиеся и вальсирующие по комнате, она и мужчина ее мечты.
Эмили окинула взглядом тяжелые, массивные объекты в комнате – диваны, металлические остовы кровати, матрацы – и поняла, что сама она их не переместит, ей не удастся привести бальный зал в порядок в одиночку. Для этого нужны двое.
Хотя она твердо решила не обращаться к нему за помощью, Эмили пришлось признать, что впервые ей требовалась помощь Дэниела.
*
Эмили вышла из дома, будучи не в восторге от мысли о предстоящем разговоре. Она была очень гордой, и мысль о том, чтобы из всех людей просить Дэниела о помощи, раздражала ее.
Она прошла через задний двор к сторожевому домику. Впервые за все время ее пребывания здесь снег растаял настолько, что было видно газон, и Эмили отметила, что он было очень хорошо ухожен – наверняка заслуга Дэниела. Изгородь была аккуратно пострижена, вокруг находились цветочные клумбы, разграниченные симпатичными камушками. Должно быть, летом это выглядит очень красиво.
Казалось, Дэниел почувствовал, что она придет, потому что, когда Эмили перевела взгляд с изгороди на сторожевой домик, она обнаружила, что дверь открыта, а сам Дэниел стоит, опершись о дверной проем. Выражение его лица читалось без труда. Оно так и говорило: «Пришла подлизываться?»
– Мне нужна твоя помощь, – сказала она, не поздоровавшись.
– О? – все, что он ответил.
– Да, – коротко ответила она. – В доме есть комната, и в ней много мебели, которую я не смогу поднять. Я заплачу тебе, если поможешь мне переместить ее.
Дэниел явно не считал необходимым отвечать сразу. На самом деле, казалось, он вообще не был ярым поклонником правил социального этикета.
– Я заметил, что ты наводишь порядки, – наконец ответил он. – Как надолго ты собираешься оставить там эту кучу? Терпение соседей, знаешь ли, не железное.
– С кучей я разберусь, – ответила Эмили. – Я просто хочу знать, поможешь ли ты мне.
Дэниел сложил руки на груди, растягивая время и заставляя ее закипать.
– И как много там работы?
– Если быть честной, – сказала Эмили, – речь идет не только о бальном зале. Я хочу расчистить весь дом.
– Амбициозно, – ответил Дэниел. – И бессмысленно, учитывая, что у тебя всего две недели.
– На самом деле, – сказала Эмили, растягивая слова, чтобы отложить неминуемое, – я остаюсь на полгода.
Эмили почувствовала, как напряжение повисло в воздухе. Казалось, Дэниел забыл, как дышать. Она знала, что не сильно ему нравилась, но его реакция казалась преувеличенной, будто ему только что сообщили, что кто-то умер. То, что ее присутствие в его жизни так огорчает его, задело Эмили до глубины души.
– Зачем? – спросил Дэниел, морща лоб.
– Зачем? – выкрикнула Эмили в ответ. – Потому что это моя жизнь, и у меня есть полное право жить здесь.
Дэниел поморщился, внезапно сбитый с толку.
– Нет, я имею в виду, зачем ты это делаешь? Прикладываешь столько усилий, чтобы привести дом в порядок?
У Эмили на самом деле не было ответа, хотя бы такого, который удовлетворил бы Дэниела. Он рассматривал ее как обычную туристку, приехавшую в глубинку из большого города и устроившую хаос, чтобы потом вернуться к прежней жизни. Ему не приходило в голову, что ей может нравиться более спокойная жизнь, что у нее может быть весомая причина сбежать из города.
– Слушай, – сказала Эмили с нарастающим раздражением, – я сказала, что заплачу тебе за помощь. Нужно просто передвинуть кое–какую мебель, может, что-нибудь подкрасить. Я прошу лишь потому, что не могу сделать это в одиночку. Так ты участвуешь или нет?
Он улыбнулся.
– Участвую, – ответил Дэниел. – Но денег не возьму. Я сделаю это ради дома.
– Потому что боишься, что я его развалю? – спросила Эмили, поднимая бровь.
Дэниел покачал головой.
– Нет. Потому что я люблю этот дом.
