— И даже на пряжке ремня не было?
— Нет. Ничего.
— Кто-то стер отпечатки?
— Да, кто-то тщательно протер все гладкие поверхности спиртосодержащей салфеткой. До стерильной чистоты.
— Может, это он сам, перед смертью?
— Ага! Ну зачем покойнику, собираясь снести себе башку, в последние минуты жизни протирать изнутри салон? Он что, такой патологический чистюля? Вначале машину до блеска выдраить, а затем свои мозги по лесу разбрызгать. Как-то не связывается это.
Ну да. Верно мыслит. Похоже, приплыл висяк.
— Что теперь делать думаешь?
А что тут делать, когда всё и так ясно.
— Искать свидетелей последних дней, допрашивать родственников, друзей, знакомых, соседей, сослуживцев… Чтобы составить картинку. Чтобы понять, зачем ему это надо было.
Или не ему…
Кабинет следователя. Трое суток спустя после происшествия. Допрос Светланы Ивановны Федорчук
— Здравствуйте.
— Здравствуйте…
Хотя в этом учреждении желать здоровья как-то… Не способствует оно здоровью.
— Как к вам можно обращаться?
— Света. Просто Света.
Следователь еле заметно улыбнулся.
Симпатичная, во всех отношениях, дама. В молодости, наверное, была первой красавицей. Но сейчас уже не Света. Точно — не Света, хотя молодится из последних сил.
— А в протоколе как мне писать? Света?
— Извините. Светлана Ивановна.
— Очень приятно. Хочу задать вам, Светлана Ивановна, несколько вопросов относительно вашего мужа.
— Бывшего мужа. Мы не живем вместе. Уже больше восьми месяцев.
— Не жили…
— Да, простите. Не жили.
— Можно узнать почему?
— Так сложилось. Это имеет какое-то отношение к его смерти?
— Не исключено. Смерть может иметь много причин. Отношения в том числе. Можете мне поверить. Через меня столько дел прошло, где близкие люди друг друга резали и стреляли из-за того, что что-то недопоняли. Жены — мужей, дети — родителей, братья — друг друга. Из-за сущей ерунды, из-за глупо брошенного слова. Или из-за денег, жилплощади, желания получить долгожданную свободу. Причин было множество. Итог один. Зарезанный, задушенный или с разможженной головой труп. Я бы вам рассказал.
— У нас не было уже никаких отношений, — с напором сказала Света. — Он ушел и всё!
— Почему вы расстались?
— Теперь это не имеет никакого значения.
— Для вашего бывшего мужа да.
Светлана вздрогнула.
— Мне необходимо понять, почему случился разрыв? В чем причина?
— Мы не сошлись характерами.
Следователь внимательно взглянул на Светлану.
— Чей характер не подошел? Ваш? Или его? Кто был инициатором ухода?
— Муж.
— У него кто-то был кроме вас?
— Я не знаю.
— Но вы можете предполагать.
— Нет. Думаю, что нет. Но я не могу знать точно.
— А после вас?
— А этого я знать не хочу. Это уже его жизнь, не моя. Он вправе был заводить себе кого угодно. Он свободный человек.
— А у вас?
— Что «у вас»?
— У вас кто-то был?
— Как вы смеете?
— Смею. Я веду следствие по делу гибели вашего мужа и должен досконально разобраться во всех предшествующих его смерти событиях. Если он покончил с собой, то на это должны быть какие-то причины. Просто так люди не стреляются.
— Я уже сказала: мы расстались восемь месяцев назад и я ничего не знаю!
— Но вам никто не мог запретить встречаться с ним позже. И что-то узнать или понять.
— Мы не встречались с ним больше!
— Я вынужден повторить свой вопрос. Относительно ваших возможных связей.
— Я не буду на него отвечать. Это моя личная жизнь, которая никого не касается. Слышите, вы!
Эпизод третий. Девять месяцев и одиннадцать дней до происшествия
Самый обычный корт. Но не из дешевых. Дорожки, сеточки, скамейки. Мужчины в белых шортах. Дамы — в коротеньких юбках. Стук ракеток по мячам. Выкрики, иногда довольно странные.
Парочки — партнеры по игре и просто…
Разговоры ни о чем, комплименты…
— Вы прекрасно выглядите. В этой одежде. С ракеткой.
— А играю?
Молодой человек замялся.
— Играете? Удар у вас точный. Правда, сила… Но, в конце концов, вы не мужчина, чтобы мячи плющить. А напротив, очень симпатичная женщина. Еще сет?
— Пожалуй. Хотя, боюсь, вы меня загоняете.
— Я буду стараться помнить о разнице в возрасте. Кстати, какая она? Лет десять? Я к тому, чтобы знать, какую поправку брать.
Дама озорно улыбнулась, взмахнула головой, так что кудряшки разлетелись, как капли, блестя сквозь солнце.
— Пусть будет десять… А поправок брать не надо. Я сегодня в форме.
— Вы всегда в форме.
И молодой человек легкой, пружинистой походкой пошел на подачу.
Два дня спустя после происшествия
— Владимир Семенович, можно?
— Что у вас?
— Надо утвердить текстовку некролога. Об Игоре Олеговиче.
Секретарша положила на стол распечатанный на принтере лист бумаги. «С прискорбием сообщаем о безвременной кончине нашего коллеги и друга Игоря Олеговича…»
— С прискорбием надо сообщать, что эта сволочь, прежде чем покончить с собой, увела со счетов… Сколько? Посчитали наконец? Где главбух?
— Я здесь.
— И что вы молчите?
— По предварительным прикидкам, что-то около пятидесяти миллионов рублей. Но там надо смотреть более тщательно…
— Пятидесяти! Миллионов! Раскидал по филиалам, а там перекачал в валюту и разогнал по зарубежным счетам. А половину снял налом! Со счетов мы, может быть, еще что-то выцарапаем, хотя не факт, а нал, считай, пропал с концами. Кто подписывал платежки?
— Он. И… я. Но это была обычная процедура, и он уверял, что вы в курсе…
— А вы уши развесили, как… Надо бы с вас. Со всех, кто был причастен к переводу денег, из зарплаты вычитать. Чтоб они жили тысячу лет!
Кабинет следователя. Трое суток спустя после происшествия.
Продолжение допроса Светланы Ивановны Федорчук
